— Сэнсэй, ну, можешь не бубукать, а просто бухтеть, вот как сейчас… Они же всё равно по началу не разберут — бубукаешь ты или бухтишь… Ай, не бросайся суши, это негигиенично!

— Да я в тебя сейчас не только суши запущу, я ведь и палочками нашпиговать могу так, что дикобразы позавидуют!

После этого мы пять минут предавались разминке после еды. Я убегал, счастливо хохоча, а сэнсэй догонял, не менее счастливо бурча и обещая обрушить на мою голову все небесные кары. Гоэмон, Киоси и Такаюки опасливо жались к стенкам, не желая попадаться на пути двух летящих молний.

На самом деле я не то, чтобы был в восторге, но внутри теплела одна мысль — я теперь в той самой когорте, которая правила миром. И мысль грела не от того, что я могу теперь плевать на других, а они передо мной будут делать "ку", а от того, что я стал на шаг ближе к тому, что теперь ничего не мешает мне сделать Кацуми предложение.

Если Свиток Тигра появился здесь, а потом нарисовался в моём времени, то это могло означать только одно — подтверждение моего титула будет. Нам осталось только вернуться в свое время и там открыть содержимое Свитка народу. А уж за этим дело не встанет, тем более, что император ясно сказал — у кого его искать.

Вот только одна мысль меня неожиданно ударила — если содержимое свитка было известно потомку господина Абэ, то нападение сына этого потомка с друзьями было совершенно точно не случайным. И тогда вставало на места и появление сына господина Абэ с сотоварищами в доме утех, и борьба кицунэ против меня, и даже преследование господина Мацуды, результат которого перенёс меня в новый мир — это все из-за этого долбанного Свитка!

От этой мысли я даже запнулся и через миг растянулся на полу — костлявая нога сэнсэя воспользовалась заминкой и наградила меня знатным пенделем.

— И так будет с каждым, кто не уважает своего оябуна! — воскликнул сэнсэй.

— Да-да, а дальше можно и фалангу мизинца отрезать, — с усмешкой поддержал Киоси.

— Зачем фалангу? — с недоумением спросил Такаюки.

— А чтобы больше привязать бойца к группировке, сделать его более зависимым, — пояснил Норобу. — Без фаланги мизинца не так уж просто удержать катану. А новая ошибка ещё больше привяжет бойца к группировке — ведь это будет уже неполноценный боец…

— Жестоко, но справедливо. У самураев произошло бы изгнание или вообще смерть, — заметил Такаюки.

— Да, ведь кодекс якудзы можно приравнять к кодексу Бусидо. Так и ронинам легче будет привыкнуть, и порядка будет больше. Ведь без порядка наступит хаос, и он уничтожит всю группировку за считанные годы, — ответил Норобу. — А так, помогая бедным людям и блюдя честь, мы можем сохранить и развить группировку якудзы на столетия. Возможно, даже императорская власть уйдёт, а якудза будет существовать дальше.

— Император уйдёт? — спросил Такаюки. — Разве такое может быть?

— Или не уйдёт, но всю власть отдаст под сёгунат. А вот как раз такое точно может быть, — покачал головой Киоси. — Будет император что-то типа украшения на обширном столе Японии: вроде и красиво, но с другой стороны, если его убрать, то ничего особенно не изменится.

— Ладно, друзья, поднимем же отёко за нашу победу! — произнес Гоэмон, разливающий сакэ по чашечкам.

— Да, поднимем! — подхватил Такаюки. — И пусть наши враги трепещут перед нами!

— Пусть наши друзья не поворачиваются к нам спиной, — улыбнулся Норобу.

— А наши женщины будут думать только о нас, — подхватил Киоси.

— А наши дети всегда будут честными и справедливыми по отношению к другим. И всегда защищают бедных и несчастных! — кивнул я.

Когда же мы потянулись за чашечками, то Гоэмон неожиданно решил встать, неловко двинул коленом и опрокинул столик с налитыми отёко. Я мог бы поймать, и уже было дернул рукой, когда наткнулся на твердые пальцы Норобу. Сэнсэй тут же убрал руку и едва заметно дернул головой влево-вправо. Чашечки упали, выплеснули из своих внутренностей саке и три штуки тихо звякнули, пуская трещины по бокам.

— Эээх ты, раззява, — с легкой укоризной протянул Норобу. — Всю посуду разбил.

— Ну не надо, — с лёгкой улыбкой проговорил Гоэмон, — Ещё две осталось. А чего их жалеть? Отправляйтесь к сёстрам, мои дорогие.

Он взмахнул руками, отчего и остальные отеко присоединились к лежащим на полу. На то, которое осталось целым, он ещё и наступил.

— Бей посуду — я плачу, — проговорил я с ухмылкой. — Экий же ты…

— Ну да, жопорукий, — кивнул Гоэмон. — Что же с таким поделать.

— Только понять и простить, — снова вспомнил я присказку из своего мира. — Надеюсь, что мы когда-нибудь поймём и когда-нибудь простим…

— Я тоже на это надеюсь, друзья, — со вздохом проговорил местный аналог Робина Гуда. — Позвольте вам налить по новому отеко?

— Друг мой жопорукий, все-таки лучше не испытывать судьбу. Пусть разольет самый младший член нашей группировки, — остановил его Норобу.

Гоэмон посмотрел долгим взглядом в глаза Норобу, после чего сделал глубокий поклон:

— Оябун Норобу, ваша мудрость, прозорливость и доброта не знает предела. Я счастлив находиться под вашим началом.

— А я счастлив иметь в своём окружении таких доблестных воинов, полных чести и достоинства. И я больше чем уверен, что ты, мой новообретенный сын, оправдаешь моё доверие, — неторопливо проговорил Норобу, пока Такаюки разливал сакэ по новым чашечкам отеко.

— Тогда кампай, что ли? — спросил я. — Ведь с каждой секундой с поверхности сакэ испаряется один слой.

— Да, не стоит давать сакэ испаряться. Кампай! — поддержал меня Киоси.

— Кампай, — поддержали остальные.

После того, как рисовая водка обожгла наши внутренности, Гоэмон с виноватым видом собрал осколки и выбросил за дверь. Наше вечернее празднество продолжилось…

На утро нас разбудил не крик петуха, но громкие завывания вестника:

— Прибыл отряд госпожи Аки Тиба! Прибыл великий Хандзо Хаттори! Приветствуем же двух отважных воинов во дворце сёгуна Токугавы!

Мы вскочили, быстро протерли глаза. Гоэмон по своему обыкновению куда-то свинтил под утро. Мы остались вчетвером.

— Ну что, пошли, посмотрим в наглые глаза той кикиморы из-за которой мы здесь? —