– Будто ты Дондрыкину не знаешь? Пьет где-нибудь, – безаппеляционно заявила Живолупова, усаживаясь в кресло. – В кабаках ищи!

– Полагаю, мы закончили, Климент Сильвестрович? – вежливо уточнил князь.

Хотел побыстрее выпроводить околоточного. После внезапного признания в супружеской измене чувствовал себя с ним неловко.

– Если позволите, подожду, – возразил вдруг Челышков. – У меня и личное дело к вам имеется.

«Значит, я не ошибся, – решил князь. – Разговоры про Дондрыкину – лишь предлог. Где бы его усадить, чтобы не мешал? В детскую? Маловата становится квартира. Приемная нужна!»

– Ты не волнуйся, Климент, я на минуточку, – сказала Живолупова, обосновываясь в кресле. – Только денежку князю верну!

Тарусов изумился:

– Какую еще денежку?

– Как какую? За квартиру! Супруга ваша у меня сняла.

– А я про то почему не знаю? – строго спросил Челышков.

Квартирантов надо было регистрировать в полиции.

– Потому что княгиня паспортов не принесла. Обещала, обещала, завтра, послезавтра, а сегодня прежние жильцы вернулись – Муравкины! У них вперед за полгода уплачено.

– Ничего не понимаю! – признался князь.

– Как не понимаете? – с гадкой улыбочкой спросила Живолупова. – Сами ведь Антипа с каторги вытащили, вот они и вернулись. – Поликсена Георгиевна наслаждалась эффектом: у князя и Челышкова пооткрывались рты. – Я-то в невиновности Антипа ни минуты не сомневалась. Не мог он братца убить! Но все в один голос, а особенно Осетров… Не знала я, что такой он мерзавец!

– Не трынди, Поликсена, – оборвал ее Челышков. – Говори по порядку. Зачем княгине у тебя квартиру снимать? У них вишь какая? А в той, где Муравкины жили, не всякий нищий согласится. Темно и воняет, как в аду!

– Я думала, княгиня решила переехать.

– Задницей, что ли, думала?

– Фу, какой ты невежливый, Климент! Князья теперь всякие попадаются.

– А может, это не Сашенька приходила? Вдруг кто-то именем ее воспользовался? – предположил Тарусов.

– Не сомневайтесь, ваше сиятельство! Она это, Александра Ильинична! – заверила его посетительница.

– Очень странно… Мне она про квартиру не говорила.

– Ничего странного, Дмитрий Данилович. Александра Ильинична ее сняла, чтобы с полюбовником встречаться.

– Как вы смеете?! – вскричал князь.

– Поликсена! – погрозил пальцем Челышков. – Князь засудит тебя за клевету.

– Не засудит! Потому что не клевету, истинную правду говорю! Признаться, не хотела я князю душу разрывать. Вчера пыталась Александре Ильиничне деньги вернуть, а заодно усовестить, от греха отвратить, но она лишь расхохоталась в ответ. А когда я пригрозила рассказать вам, Дмитрий Данилович…

– Постой, Поликсена! Ты что? Опять за старое взялась? – Челышков, хорошо знавший обитателей околотка, догадался, с какой целью Живолупова наносила визит Тарусовой.

Вдова в ответ на обвинение притворно разрыдалась:

– Ну почему, почему мужчины любят порочных? Почему им дела нет до чистых телом и душой богобоязненных женщин?

– А как таких богобоязненных любить-то? Вы же всего боитесь! – усмехнулся, явно припомнив о чем-то, Челышков.

– Ты, Климент, любовь с похотью не путай.

– Все, молчать! – вскипел князь. – Я бы попросил вас не вмешиваться, Климент Сильвестрович!

И почему он его не выставил?

– Прошу вас, сударыня, продолжайте. Что ответила Сашенька, когда вы пригрозили все мне рассказать?

– Ничего, – ответила Живолупова. – Потому что из соседней комнаты выскочил ее муж!

– Кто-кто?! Я вас впервые вижу, сударыня!

– Не слушайте Поликсену, ваше сиятельство, – невзирая на запрет, снова встрял Челышков. – На солнышке она перегрелась!

– Нигде я не грелась! Шел бы ты, Климент, свою Матрену искать. Что было, то и рассказываю. А ты слушай: выскочил мужчина и заорал, что он-де князь Тарусов! И выставил меня за шкирку. А сегодня на суде я вас увидела и поняла – обманули меня, провели. А потом и лжемуженек появился. Не догадываетесь кто? Доктор Прыжов!

Князь в ярости кинул на пол любимую рюмку.

– Больше скажу, – частила довольная Живолупова, – Кутузов мой, ну дворник, вы его знаете, он тоже на суде присутствовал, уверен теперь, что доктор и есть тот полюбовник, с которым княгиня миловалась в понедельник…

Князь достал из буфета другую рюмку, налил до краев и выпил.

– Я что-то должен вам, Поликсена Георгиевна? – спросил Дмитрий Данилович, переведя дух. Руки у него дрожали.

– Что вы, князь! Это я должна вернуть деньги, заработанные вашим нелегким трудом.

С этими словами Поликсена Георгиевна протянула купюры.

Разглядев на суде настоящего Тарусова, она чуть было не пустилась в пляс. Ее не раз выставляли за дверь, но потом все равно приползали на коленях с требуемой суммой в зубах. Однако княгиня платить не пожелала. Вот и получи за упрямство!

– Оставьте себе. И прошу вас, возьмите, – князь вытащил из потайного кармана сто рублей. – За труды, так сказать! Надеюсь, никому об этом больше не расскажете?

Живолупова понимающе опустила глаза:

– Конечно, ваше сиятельство, конечно!

– И вас о том же попрошу, Климент Сильвестрович. А теперь вынужден извиниться, должен идти! – Дмитрий Данилович обвел посетителей потухшим взглядом.

– Я тебя подвезу, Климент, – Поликсена Георгиевна встала с кресла.

– Нет уж, спасибо! – со злостью ответил Челышков. – Нелегкая тебя принесла. Я к князю по важному делу пришел. А теперь из-за тебя…

«А ведь он офицер! – вспомнил князь. – Что ж, отлично, никого посвящать не придется…»

– Останьтесь, Климент Сильвестрович, – сказал Тарусов, а вот с Живолуповой попрощался: – Всего хорошего, мадам.

– Для вас, князь, мадмуазель, – кокетливо поправила Поликсена Георгиевна. Ах, какой же этот Дмитрий Данилович экземпляр! – В вашем присутствии снова чувствую себя девицей. Первый, можно сказать, раз после смерти незабвенного супруга.

– Скорблю о его безвременной кончине, – нашелся с ответом на недвусмысленное предложение Тарусов. – Прощайте!

Когда шаги Живолуповой стихли, князь обратился к Челышкову:

– Прошу вас быть моим секундантом.

Челышков пожал плечами:

– Спасибо, конечно, за честь, однако я не дворянин.

– Прыжов тоже. Если согласны, не будем терять времени.

– А дело мое?

– Обсудим по дороге!

Выйдя на лестницу и заперев дверь, Тарусов сказал: