– Слушаю!

– Осетрова поймали.

– Молодцы, быстро! – похвалил Дмитрий Данилович.

– Понимаете… Мы с Калиной не то чтоб друзья, но… Он в околотке моем проживает, и, стало быть, инспектирую я его. Туды-сюды… Понимаете?

– В общих чертах.

– Когда в камеру Калину заводили, подмигнул он мне, мол, загляни. Хоть и не положено, я зашел. Вдруг поесть хочет или покурить? А Фомич предо мной на колени упал. Выручай, говорит, брат! Клянусь, чем скажешь, не убивал я Сидора!

– В первый момент многие отпираются. Но потом, когда следователь фактами прижмет, начинают каяться. А Осетров – мужик хлипкий. К вечеру сознается.

– Не сознается, – возразил Челышков. – Божится, что голову ему подкинули.

– Почему ему? Почему не мне? Почему не вам?

Челышков словно не слушал:

– Говорит, не виноват!

Беспокойство за судьбу приятеля вызывало уважение, однако Тарусову было не до Осетрова. Хотелось еще раз взвесить, настроиться, подобрать слова. Поступок предстоял непростой, а принятое решение, как знать, могло оказаться последним. Потому Дмитрий Данилович закруглил разговор:

– Не волнуйтесь, Климент Сильвестрович, суд разберется.

– Правильно говорите, – обрадовался околоточный. – Суд! А там Калине адвокат толковый нужен.

– А-а-а! – до князя дошло. – Хотите, чтоб присоветовал? Так, так… Спасов, конечно! Но больно дорого берет. Вот Александрович совсем не хуже, однако не так знаменит. Думаю, с ним сговориться дешевле.

– Калина вас просит.

Князь от неожиданности остановился на проезжей части Таврической улицы, которую они переходили.

– Я ослышался?

– Сказал, раз Антипа вытащили, значит, и его сможете.

– Да это анекдот, причем скверный!

– Давайте двинемся, а то под лошадь угодим.

– Давайте. – Князь перешел улицу, но, вступив на тротуар, снова остановился. – Спасибо за честь, но…

– Предлагает тыщу рублей, – перебил Челышков. – При любом исходе. А если оправдаете, еще пять в придачу.

У Дмитрия Даниловича округлились глаза. Он, безусловно, надеялся, что дела его теперь иначе потекут, но чтоб так, да столь скоро, и мечтать не мог! Вот Сашенька обрадуется…

Сашенька!

Мысли вернулись к дуэли. За этой оградой, в Таврическом саду, гуляют его дети. И человек, с которым Сашенька ему изменила. Надо ли его убивать? Счастья все одно не вернешь. А ведь может статься наоборот: не он, а Лешич продырявит ему грудь. Дети лишатся отца, а воспитывать их будет… Боже!

– Не соблазнились, ваше сиятельство? – напомнил об Осетрове Челышков.

– Я подумаю.

– Некогда, ваше сиятельство! Пока Калина в части сидит, могу вас провести, но вечером его в съезжий дом переведут, туда до окончания следствия не попадете. А Осетров до зарезу хочет посоветоваться.

Тысяча – отличный гонорарий! А на шесть… На шесть можно следующим летом отвезти детей за границу. И самому наконец побывать. Жаль, без Сашеньки! Как они мечтали о поездке… Париж, Рим, Венеция, Флоренция! Увы, теперь и в Петербурге придется жить раздельно.

Черт! Размечтался! Шесть тысяч! Как, интересно, он докажет, что Осетров невиновен, если сам припер его уликами?

– Боюсь, вынужден отказать. По этическим соображениям.

Снова глупость сморозил – откуда околоточному такие слова известны?

Оказалось, знает!

– Неэтично, ежели на Антипа вину свалите! А на кого другого – в самый раз.

– Я кто, по-вашему, сыщик? Это вы, полиция, обязаны убийц ловить.

– Мы университетов не кончали, потому простых мазуриков еще могем, а вот умных да хитрых – пасуем! – хитро прищурился Челышков. – Да и тыща, князь, хорошие деньги, на дороге не валяются.

Прав околоточный, прав! Деньги нужны, особенно в складывающейся ситуации. Рано или поздно заведется другая женщина, а на две семьи денег понадобится вдвое больше.

– Ладно, согласен. Едем!

– А дуэль? – удивился Челышков.

– Не будет дуэли.

Челышков остановился. Князь про себя чертыхнулся – опять опростоволосился! Решит околоточный, что потомок ордынских правителей – трус! Ну, да и пусть…

Но ошибся. Климент Сильвестрович произнес с уважением:

– И правильно, Дмитрий Данилович! Стрелять, да в знакомого, да ежели прежде не убивали, ох и сложно. А вот покалечить друг дружку – запросто. Какая с этого радость? Никакой! С супругой своей вы теперь квиты. Вы ей изменили, она вам. Девицей небось брали? Оно, конечно, приятно, да только что мужик, что баба сперва нагуляться должны.

Докатился! Околоточный его жизни учит…

– Советуете на потаскушках жениться? – бросил в сердцах раздосадованный князь.

И вдруг припустился в глубь сада! Климент Сильвестрович поглядел за решетку: вдалеке по песчаной дорожке шли трое деток с гувернанткой. Под ручку та держала доктора Прыжова.

Какой Лешич подлец, оказывается! Нет, надо хотя бы Наташу от него спасти!

Дети бросились с поздравлениями. Дмитрий Данилович целовал их и плакал.

– Папочка, папочка! Правда, сегодня праздник? – спросил Володя.

Дмитрий Данилович не знал, что ответить. Если праздник, то не его.

– А кто готовить будет? Правда, что Клаша в больнице?

– Маруся сготовит, – выручила с ответом Наталья Ивановна.

– Не хочу, каша у нее липкая!

– В кухмистерскую пойдем, – решил Дмитрий Данилович.

– Ура! – Счастливый Володя тут же побежал с криком по парку, пугая ленивых голубей

– Алексей! Можно вас на минуточку? – Дмитрий Данилович заставил себя посмотреть на соперника.

– Конечно! А мы что, опять на «вы»?

Отошли шагов на десять. У князя чесались кулаки, но он мысленно, словно молитву, повторял доводы, которые пять минут назад его успокоили. По давнему совету Сашеньки Дмитрий Данилович досчитал до десяти и выпалил:

– Как тебе не совестно? Зачем ты обманываешь несчастную девушку?

– Ты пьян? – принюхался Лешич и кивнул Челышкову, который издалека приветственно ему махнул.

Что он тут делает?

– Нет, не пьян. Думаешь, я не знаю?

– Диди…

– Не смей так меня называть! Ты – законченный мерзавец! Но я очень надеюсь, что хоть капля порядочности в тебе осталась. Потому прошу, умоляю, не калечь жизнь Наталье Ивановне.

Прыжов сменил тон:

– Князь! Я отказываюсь вас понимать!

– Прекрасно все понимаешь! Со своей стороны обещаю, что до окончания вакаций[58]мы с Сашенькой разъедемся. Прощай!