Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трил очень рада продемонстрировать свои товары. Живые алмазы ярчайшего, прозрачнейшего качества, словно звезды, свалившиеся из Верхнего Мира. А также изумруды, рубины, сапфиры различных оттенков. Опалы размером с мой кулак и с сердцевинами столь пламенными, что можно решить, будто из их центров вот-вот вырвутся юные драконята. Некоторые из этих камней она превратила в украшения – ничего столь тонкого или изящного, как то ожерелье, что носит Фэрейн. Это сделанные на скорую руку украшения трольдов, демонстрирующие необработанные камни во всей их дикой красе.
Фэрейн выбирает одну тиару с прозрачными сапфирами, любуясь тем, как камни отражают свет лорстового фонаря Трил.
– Примерь ее, примерь ее! – настаивает Трил.
Фэрейн бросает на меня озадаченный взгляд. Когда я перевожу, она тут же кладет тиару на место.
– Мне не стоит.
– Примерь ее, я сказала! – повторяет Трил, прежде чем сама подбирает тиару и надевает ее Фэрейн на голову. Фэрейн напрягается, ее глаза округляются. Затем она с радостным смехом делает шаг назад и смотрится в отполированный зеркальный камень, который Трил приподнимает для нее. Она наклоняет голову, красуясь и меняя выражения лица.
– Что думаешь, Фор? – говорит она, вдруг оборачиваясь и озаряя меня ослепительной улыбкой. – Мне идет?
И вот. Она снова это сделала. Поймала меня на том, что я не отрываю от нее глаз. Тогда как я сам не сознавал, что делаю это.
Я делаю короткий вдох через сжатые зубы, а затем поспешно прочищаю горло и выдавливаю улыбку.
– Да, – это слово звучит у меня в горле грубо, словно рык. – Да, она очень тебе идет.
Мы стоим там на протяжении десяти ударов сердца. Молчим. Смотрим друг на друга. А в это время вся Рыночная Горка с ее шумными завсегдатаями, кричащие торговцы, раздраженные покупатели, скрежещущие каменные колеса телег – все это блекнет и исчезает. Есть только мы двое. Разделяем момент столь яркий, столь идеальный.
И сейчас я понимаю кое-что. Возможно, это единственная определенная вещь во всей моей жалкой, неопределенной жизни. Я понимаю, что этот ее образ, состоящий из розового платья в трольдском стиле, короны из необработанных самоцветов, волос, рассыпавшихся по сторонам от лица и по плечам, и глаз, поднятых на меня, останется со мной до конца. Когда этот мир будет уничтожен, когда трещины расползутся, а пещеры обрушатся, ее лицо, точно такое, каким оно выглядит сейчас, будет последним образом, который увидит мой мысленный взор.
– Сегодня за полцены! – Трил прерывает мои мысли, шлепнув ладонью по каменной столешнице, на которой разложены ее самоцветы. – Полцены для большого короля. Подарок его молодой невесте.
Я заставляю себя вернуться в реальность и с кривой ухмылкой поворачиваюсь к старой торговке драгоценными камнями.
– И во сколько же мне обойдется эта половина цены?
Она называет вопиющую сумму, вызывая у меня приступ смеха.
– В чем дело? – спрашивает Фэрейн, осторожно снимая тиару с головы. Она пытается вернуть ее женщине.
– Не, не, не! – машет Трил своими квадратными руками. – Для королевы! Для новой королевы! И всего за полцены!
– Она пытается сделать выгодное предложение, – отвечаю я. – Очень выгодное… для нее.
Фэрейн хмурит лоб.
– Сообщи ей, пожалуйста, что у меня в любом случае нет трольдских денег.
Мне, конечно же, стоит именно это и сделать. Стоит извиниться, предложить Фэрейн руку и поспешно откланяться. Но вместо того я выуживаю из кошеля пригоршню полированных гинугов – не так много, как запросила Трил, но больше, чем стоит эта тиара. Она устраивает настоящее представление, тщательно осматривая каждую монетку. Трил всегда это делает, будто сомнения в качестве платежных средств короля его вовсе не оскорбляют. Я закатываю глаза, скрещиваю руки на груди и жду ее одобрительного хмыканья. Она смахивает гинуги в ладонь и делает Фэрейн знак забрать тиару.
– А теперь что происходит? – спрашивает Фэрейн, глядя на меня с приподнятой бровью.
– Тиара твоя, – отвечаю я. – Мы с Трил пришли к соглашению.
– Что? – Фэрейн опускает непонимающий взгляд на набор сапфиров, оправленных в серебро. Она прижимает руку ко рту, словно только что сказала что-то постыдное. – Ох, Фор! Я же не просила, чтобы ты…
– Я знаю. – Я беру тиару и, прежде чем она успевает хотя бы словом возразить, надеваю ее ей на голову. – Как я и сказал, она очень тебе идет.
Взгляд, которым она смотрит на меня из-под этих сияющих камней, заставляет сердце загореться, словно камень лорста. Мне едва удается удержаться, чтобы не обхватить ее щеки ладонями и не поцеловать в губы прямо здесь и сейчас. Вместо того я быстро делаю шаг назад и сцепляю руки за спиной.
– Продолжим?
Мы оставляем Трил упиваться своим бесчестным заработком и идем дальше, на следующий ярус рынка. К этому времени шепотки уже летают вовсю. Я слышу слово «невеста» в паре с «королева» куда чаще, чем мне бы хотелось. И, купив тиару, я делу явно не помог. Но я никак не могу заставить себя об этом сожалеть.
Мы подходим к торговцам едой. Я гляжу, как глаза Фэрейн округляются, когда она осматривает многочисленные предложения, все столь непривычные для нее. Здесь есть маленькие куполообразные пирожки, подслащенные нектаром джиру, – мы их называем пирожки мог, в честь жриц и их куполообразных жилищ. Есть лепешки из молотого груса, разновидности съедобного лишайника, очень землистые на вкус и жестковатые, но сытные. Ее внимание привлекает запах жареных грибов, но я подвожу ее к торговцу, продающему шкворчащую рыбу угга, сдобренную каменной солью.
– Угги живут вдали от света, – рассказываю я ей, когда она отшатывается от уродливых безглазых рыбин, жарящихся целиком на маленьких шампурах. – Ныряльщики используют крепкие тросы, чтобы погружаться вплоть до тридцати футов в слепые глубины и устанавливать ловушки. – Я снимаю с углей пухлую рыбину и протягиваю рукоятку шампура Фэрейн.
Она кривится, но отважно принимает мое подношение, медленно его поворачивая, словно пытаясь найти менее отталкивающую часть.
– И мне что, целиком ее съесть?
– Пока нет. – Я подбираю с прилавка торговца горшочек яркой фиолетовой соли и посыпаю ей уггу, пока та не начинает блестеть. – А теперь смелее! Сперва откуси голову.
Она бросает на меня полный сомнения взгляд. Я слишком на нее надавил? Однако сейчас ее желудок уже урчит почти безостановочно. Она морщится, сует голову рыбины в рот и кусает. Жует. Медленно вновь открывает глаза.
– А это, в общем-то… – она колеблется, думает. – Вкусно?
– Это вопрос?
– Возможно.
– Может, укусишь еще раз, чтобы проверить?
Она бессловесно стонет. Но