о том, как приятно находить баланс с партнером. Она напоминала, когда мне стоит подать ей руку, а когда дать личное пространство. Когда поцеловать сильнее и крепче, а когда просто молча обнять. Она позволила мне понять: я могу снова влюбиться.

Но еще она научила меня тому, что, если нужно, стоит отпустить. И возможно, так мне и надо сделать.

Было бы все так просто. Я уже по ней скучаю. По ее улыбке, по ее присутствию.

Хочу ее всю. Каждое чувство и мысль. Я знаю, что любви плевать на время, плевать на то, сколько ты знаешь человека. Любовь измеряется в трансформации, и Роуз тронула мое сердце так сильно, что этого у меня никогда не отнять.

Я гуляю с Максом по лесу и думаю лишь о том, как крепко она сжимала мою руку, когда мы искали пропавшего пса. Ему и невдомек, какую роль он сыграл в нашем сближении. Это был наш первый физический контакт.

Я прихожу в деревню, но вижу повсюду лишь ее призрак, на каждом углу. Я останавливаюсь в том месте, где мы смотрели на звезды, а когда возвращаюсь в коттедж, вижу лишь стул, на котором она сидела. Чувство потери становится все невыносимей.

Я беру телефон. Делаю звонок, который должен был сделать давно.

Понимаю, что я не хочу быть один на Рождество.

И никогда не хотел.

Глава тридцать первая

Роуз

Начало одиннадцатого утра.

Я уже несколько часов сижу в машине с работающей вовсю печкой, всего пару раз открыв дверь, чтобы дать Джорджу возможность выйти и размять ноги.

Не знаю, на что я рассчитывала, приехав сюда, но мне нужно прочистить голову и подумать, чего я хочу от жизни. Нельзя постоянно заходить в тупик, нельзя все время притворяться. И нельзя подавлять чувства к Чарли, потому что я наказываю его точно так же, как наказываю себя.

От возможности побыть наедине с собой и смены обстановки сразу становится лучше.

Мудрые слова бабушки эхом отдаются в сознании. Она, как всегда, была права. Несколько часов в моем любимом месте уже помогают думать более рационально.

Здесь так тихо. В конце концов, завтра Рождество, так что все заняты дома, готовятся к визиту Санты или к большому праздничному ужину. Я вспоминаю племянника и племянницу, таких маленьких и невинных, и глаза щиплет, когда я думаю о том, с каким нетерпением они ждут завтрашнего дня.

Они наденут одинаковые пижамы и спать отправятся пораньше, поскольку очень сильно хотят, чтобы поскорее наступило Рождество. Как же я по ним скучаю.

А потом я вспоминаю Чарли, который уже наверняка проснулся. Не надо было собирать вещи и оставлять записку, сейчас я это понимаю. Но скорбь толкает нас на странные поступки. Заставляет говорить вещи, которые мы не хотели произносить, атакует чувствами, которые искажают мысли и побуждают нас к нелогичным поступкам.

Я так сильно хочу сбежать к Чарли, спрятаться в его безопасных объятиях и никогда не оборачиваться, но я должна убедиться, что достаточно сильна. Что я тот человек, которого он заслуживает. Мне нужна возможность подумать, покричать, поплакать, чтобы потом хотя бы попробовать снова стать счастливой.

И это уже работает.

Звук волн, воспоминания, которые связаны с этим местом, сила маяка, никогда не сдающегося, несмотря на все стихии… Он просто каждый день тихо выполняет свою работу, круглый год. Он непоколебим. Безвременен. Сущность тонкой красоты, а ведь в кирпичах, извести и стали нет ничего изящного. Это несокрушимая крепость, почти буквально, и я знаю, что подобная несокрушимость есть и во мне.

Я так многому научилась за ту неделю, которую провела с Чарли в коттедже. Узнала, как отдавать бескорыстно. Узнала, как много может значить объятие от правильного человека и в правильный момент. Узнала, что поступки сильнее слов.

Узнала, как приятно, когда есть человек, желающий тебе «спокойной ночи».

Узнала, как важно извиняться, даже если страшно. Узнала, что если попробовать посмотреть на свою жизнь со стороны, то многое можно увидеть совсем под другим углом. Так мы можем простить себя за самые страшные ошибки. И понять, что у каждого за спиной свернутые горы, даже если мы сами этого не осознаем.

Узнала, что каждый день – новый старт, новый шанс, новый чистый лист.

Я знаю, что глубоко внутри я сама себе маяк.

Я надежда. Я безопасность. Я могу пережить любой шторм. В любую погоду я сильна и высока, я выстою среди высоких волн, хаоса окружающего мира и всех испытаний, что обрушит на меня жизнь.

Если мне нужен отдых, я могу приглушить фонари. Я могу светить изнутри, и, что самое главное, своим ярким лучом я могу направлять других, защищать их от опасности.

Я сама себе маяк.

Заведя двигатель, я уже собираюсь наконец уехать, но вдруг что-то меня останавливает. Я вижу ее.

Одинокую фигуру, бредущую мимо машины к поросшим травой берегам и белокаменным перилам, обрамляющим дорогу к маяку Фанад.

В ее походке и фигуре есть что-то знакомое, но она выглядит такой маленькой. Горбится под черным зонтиком, держа его обеими руками, да так крепко, будто это вопрос жизни и смерти. Я не видела ее почти четыре года.

Не могла смотреть ей в глаза, и мне рассказывали, что это взаимно.

Это Эвелин, мать Майкла, и от вида того, как она бредет вверх по склону к любимому месту ее сына, перехватывает дыхание.

Я медленно открываю дверь, оставив Джорджа в теплой машине, и иду за ней.

Она меня не слышит, поэтому я снова кричу:

– Эвелин?

Но она просто продолжает идти.

– Эвелин! Пожалуйста, подождите! Это я, Роуз.

Она наконец оборачивается, и я ускоряю шаг, чтобы поскорее оказаться рядом и поприветствовать ее раскрытыми объятиями. И не нужно больше никаких слов. Льет, как из ведра, но она укрывает меня под своим зонтом. Майкл шутил, что его мать не очень любит обниматься, но ко мне она льнет, как плющ, хоть и быстро отпускает. Взявшись под руки, мы медленно бредем по скользкому склону, к маяку.

– Зачем ты здесь? – мягко спрашивает она. – Ради Майкла?

Я киваю, кусая губу. Глаза жгут горячие слезы.

– Да, ради Майкла.

– Я приезжаю сюда каждый год, чтобы почтить его память, – шепчет она против ветра. – Каждый год накануне Рождества я здесь, вспоминаю его.

Мы идем вместе так же, как шли на похоронах. Сердце бешено колотится. Эвелин собранная и сильная.

– Он так любил это место, Роуз, – говорит она мне, хоть я и так это знаю. – Он