молчать. Он просто сидит и держит меня за руку, пока я всхлипываю, как ребенок.

Я утираю слезы тыльной стороной ладони. Чарли передает мне чистую салфетку.

– Думаю, ты невероятно сильная, раз можешь в одиночку нести такую ношу, – говорит он и уверенно смотрит на меня. – Поэтому так полезно разговаривать. Иногда слово «сильный» используют потому, что у нас нет другого входа, кроме как продолжать жить. Мы продолжаем жить, уязвимые, но храбрые. Даже храбрейшим из нас нужна помощь, и это нормально.

Я отталкиваю от себя тарелку и прячу лицо в ладонях.

– Роуз, посмотри на меня.

Но я не могу.

Меня бросает в жар, от одной мысли о еде к горлу подкатывает тошнота. Я принимаюсь гонять еду, которую готовила с такой тщательностью, туда-сюда по тарелке, и впервые с приезда в коттедж меня захлестывают паника и клаустрофобия, не давая дышать.

– Я… я отвлекла его, Чарли, – признаюсь я, и эти слова словно режут мне душу. – Взяла его за руку, когда он был за рулем. Ну разве так можно? Почему я это сделала? Он отвел взгляд от дороги и улыбнулся, а потом…

Чарли встает и, обойдя стол, оказывается рядом со мной.

– Роуз, ты ни в чем не виновата, – тихо шепчет он, и на этот раз я смотрю ему в глаза. – Надеюсь, ты и так это знаешь, но, если поможет, я тебе напомню: ты не виновата. Ты через многое прошла, и я очень сочувствую твоей потере, но с тобой все будет хорошо. Правда.

– Но…

Я выглядываю из кухонного окна в синее ночное небо, непривычно яркое для этих краев. Это снежинки отражают свет луны. Я думаю о маяке, он стоит, такой высокий и сильный, и каждый день его омывают волны, несущие разрушение и хаос.

Я знаю, что Чарли прав. Всегда знала, но как хорошо услышать это от кого-то еще.

– Ты не виновата, – говорит он очень уверенно, но мягко.

– Думаю, мой отец винит в случившемся меня. Я выпила шампанского перед тем, как мы вышли из дома, и он думает, что в машине я дурачилась, отвлекала его от дороги.

Чарли прикрывает глаза.

– Твой папа так и сказал?

Я качаю головой.

– Он никогда не говорил такого?

Я снова качаю головой.

– Роуз, ты могла приписать ему чувства, которых на самом деле не существует. Тебе надо узнать, правда ли твой отец так считает или это только твои домыслы. Понимаешь?

Я смотрю Чарли в глаза и медленно киваю. Почему-то в его словах больше смысла, чем в чем-либо еще.

– Я знаю, что в это трудно поверить, но мы можем контролировать свои мысли. Можем выбирать, как говорить с самими собой. Мысли – это всего лишь мысли. Когда понимаешь, как ими управлять, они больше не могут управлять тобой. Тебе надо поговорить с папой, потому что его мнение может сильно отличаться от того, что ты ему приписала.

– Да, – бормочу я. – Да, понимаю. Спасибо. Прости, что испортила наш первый совместный ужин.

– Не испортила, – улыбается он. – А теперь давай подышим и доедим твой кулинарный шедевр. А потом посмотрим по телику что-нибудь дурацкое. Или еще поговорим, если хочешь.

– Что-нибудь дурацкое по телику мне подходит.

– Спасибо тебе за смелость и открытость, – отвечает он. – Сегодняшний день был идеальным.

– Да, так и есть.

– И сейчас, – продолжает он, – ты кажешься мне еще прекрасней, чем раньше, Роуз Куинн. А планка была довольно высокой, уж поверь.

2 дня до рождества

Глава двадцать восьмая

Чарли

Мы с Роуз проводим утро у заснеженной горы Гленвей с Максом и Джорджем, наслаждаясь видами и рассказывая друг другу истории из жизни.

Мы делаем селфи, пьем чай из фляжки, а потом заканчиваем день сытным ужином в деревеньке Керрикил, где подают устрицы с хрустящим хлебом и «Гиннесс», устроившись за уютным столиком на двоих. Еще мы много говорим. Роуз делится подробностями той ночи, когда погиб Майкл, и ее последствиями – как она сбежала в Дублин, город такой пестрый, что ей почти удалось скрыться от реальности и почувствовать себя невидимкой.

– Мы все горюем по-разному, – напоминаю ей я. – Тогда тебе нужно было поступить именно так.

Я говорю о Ребекке, и как бы я ни пытался это игнорировать, боль от наступающего Рождества становится почти невыносимой. Нужно поговорить с Клод и оспорить ее идиотское правило о звонках раз в неделю, чтобы чаще общаться с дочерью.

– Попробуй найти компромисс, – советует мне Роуз, когда мы возвращаемся к машине. – Не действуй импульсивно. Рождество провоцирует нас на сильные эмоции. Знаю, что легче сказать, чем сделать, однако попробуй думать не только сердцем, но и головой.

Я постараюсь запомнить это – я бы тоже дал такой совет, но все совсем иначе, когда ты по другую сторону.

Проведя этот чудеснейший день, мы раскраснелись и заляпали свою обувь. Слой за слоем мы вскрыли друг перед другом свои жизни, тем самым будто очистившись, но на обратной дороге, придавленный праздничной атмосферой рождественских песен по радио, я чувствую, как во мне снова просыпаются старые страхи.

Завтра канун Рождества. Мне нужно поговорить с Клод. Нужно что-то изменить, и срочно. Я больше не буду терпеть ее условия и хочу сам решать, когда могу разговаривать со своим ребенком.

– Ты не против остановиться у магазина? – спрашивает Роуз, когда мы подъезжаем к деревне.

Я отвечаю не сразу. Мысли путаются, я пытаюсь придумать, что буду говорить Клод.

– Чарли?

– Да, прости, конечно. Не вопрос, – бормочу я, потирая лоб и вздыхая. Я чувствую на себе взгляд Роуз. Ее голос полон беспокойства.

– Мне просто нужно купить пару вещей. Я недолго, – говорит она. – Ты в порядке, Чарли? Выглядишь так, будто мыслями где-то далеко.

Я грызу ноготь. Клод эту привычку терпеть не могла.

– Да, да, – быстро отвечаю я, чувствуя себя виноватым, что испорчу наше отличное настроение.

– Дело в Ребекке, да? – спрашивает она, когда я паркуюсь.

Я киваю. Выглядываю в окно: выпавший накануне снег смывает дождем. Я включаю дворники.

– Дай мне пару минут, – говорит она, открывая дверь. – Поговорим, когда я вернусь.

Она надевает капюшон, наклоняет голову, пытаясь спрятать лицо от дождя, и бежит к магазину.

Я тут же беру в руки телефон. Я должен сделать что-то прямо сейчас. Не могу так больше жить, мне не подходит этот режим: раз в неделю по пять минут. Завтра канун Рождества, и я хочу видеть Ребекку на каникулах каждый день, если она этого тоже хочет. Перед глазами все