— А правда, где Галя? — спросил сценарист. Он тоже поцеловал Карину, и у него это вышло гораздо удачнее. Похоже, он вообще только притворялся пьяным.

— Я теперь и не представляю, где она все время ходит, — махнула рукой Карина. — Слишком взрослая стала.

— Хороша мать! — зарычал Николай, принюхиваясь к тарелке с овсянкой. Бр-р!.. Ведь знает, чего я терпеть не могу. Роковая женщина. А муж?

— Муж умер, — не слишком удачно пошутил Колычев, выставляя на стол бутылки. — На этой неделе. От несварения мозгов.

— Знаете что? Здесь вам не кабак! — разозлилась Карина.

Ей захотелось выставить их обоих вон. Прежде всего — Алексея, а Николай пусть прочухается где-нибудь в углу, на коврике. Но они и так почему-то временно присмирели, может, кончился запал, или подействовал грозный окрик. Надо было перезарядить батареи. Колычев принялся разливать вино.

— Не куксись, матушка! — сказал режиссер. — Я пришел. Встречайте салютом. Ты думаешь, я пьян? Нет, сейчас включу вторую скорость и дам задний ход. Алексей дурак.

— Почему? — спросил тот.

— Потому что тебе меня никогда не напоить. И все, что ты задумал, я вижу насквозь. Ты хочешь, чтобы я усыновил Карину.

— Ее-то за что? К тому же, она не мальчик, а девочка, и замужняя. Тс-с!.. Овдовевшая.

Карине стало смешно, хотя и противно: взрослые люди несли всякую чушь, глупо улыбались и походили на Арлекина и Петрушку. Один толстый, другой худой, и у обоих полное отсутствие мозгов. На них и обижаться-то не стоило. Напрасно она поддалась на уговоры и согласилась их принять. И эти дурацкие шутки насчет мужа… Кстати, где он? И что с Галей? От таких мыслей и от суматохи за столом у Карины разболелась голова, но смех и тосты не прекращались. Ей тоже пришлось пригубить вино, и она чуть опьянела, поскольку ей достаточно было и самой маленькой дозы.

— Еще, еще! — уговаривал Алексей, подливая им то шампанского, то сухой мартини, то коньяк из пузатой бутылки. — За хранительницу домашнего очага!

— Хороша «хранительница»! — рыгнул Клеточкин. — А вот моя Елкина-Палкина где-то в Сочах, на фестивале. Эх, Карина, почему ты не вышла за меня замуж, когда я тебе предлагал? Сейчас даже не проси, поздно.

— А она и не просит, — засмеялся Колычев. — Она умоляет, чтобы ты не блевал за столом, в кашу.

— Так вы будете снимать фильм? — спросила Карина, пытаясь увести разговор на серьезную тему. — Что там Ермилов? Решился как-то ваш конфликт или нет?

Оба они умолкли, будто выскочили на берег и отряхнулись. А потом вновь прыгнули в воду.

— Я ему всадил вилку в печень, — сказал Клеточкин. — Теперь так и ходит, держится за бок.

— Нет-нет, — замахал рукой Колычев. — Мы его привезли, в багажнике лежит, хочешь — принесем.

— Мне кажется, ничего у вас не получится, — вздохнула Карина. — Вы как малые дети. Напились, вместо того чтобы что-то делать.

— А я уже делаю. Под стол, — икнул Клеточкин. — Дорогуша, проводи в туалет.

— Сам найдешь.

Но режиссер вдруг передумал. Он уставился на Колычева и погрозил ему пальцем. Грозил очень долго, пока Алексей не вытянул шею, попытавшись куснуть за палец.

— Я знаю, — проговорил Николай почти трезвым голосом. — Я знаю, что тебе предлагал Ермилов. Сволочь.

— Девка-помреж донесла? — весело спросил сценарист.

— Но запомни — только через мой труп.

— Ладно! — еще веселее отозвался Колычев и подмигнул Карине.

— Я виновата перед тобой, прости, — произнесла вдруг Снежана, когда Владиславу показалось, что она уже спит, прижавшись к его груди.

— Ты не можешь быть виновата ни в чем, — отозвался он, любуясь ее лицом, глазами с зеленоватым отливом, полураскрытыми губами, которые продолжали шептать:

— Нет, я тебя обманула, рассказала не все. Думала, это не так важно. Боялась. А теперь скажу.

— Тайны мадридского двора? — улыбнулся он.

— Уж не знаю какого. Мой дед, помимо всего прочего, вел вторую жизнь, о которой мало кто знал. Может быть, только наша семья и его ученики, друзья… Он занимался ворожбой, магией, не знаю, как объяснить. По-моему, это было для него самым главным, а все остальное — работа, строительство мостов — всего лишь дымовая завеса, ширма, прикрытие.

— Как ты узнала? — Драгуров не то чтобы удивился, но как-то напрягся, почувствовав, что она говорит правду. Более того, он ведь и сам догадывался, что старик, принесший ему эту механическую игрушку, далеко не так прост, как хотел казаться. Во всем его облике проступало что-то инфернальное, то, что трудно утаить. На человека, подверженного подобным занятиям, накладывается особая печать.

— Ведь это происходило на моих глазах, с детства, — продолжала девушка. Все его причудливые заклинания, опыты, самопогружения и прочие магические обряды… К нему приходили люди… Конечно, я не принимала в этом никакого участия. Родители мои тоже. Мы были от всего этого далеки. А он никогда не принуждал нас и не настаивал. Насильно втянуть в это нельзя.

— Да. Человек сам выбирает дорогу, по которой ему идти, — согласился Драгуров. Ему было интересно слушать ее, и сейчас перед ним открывалось многое из того, о чем он только догадывался.

— Ты ведь слышал, что он долгое время прожил в Китае и Индии? Я думаю, что знания, полученные им в Тибете, Маньчжурии, других центрах оккультизма — он много ездил, — значительно пополнили его опыт, — продолжала Снежана. — Он занимался и врачеванием. В детстве я почти никогда не болела… Своими снадобьями он лечил не только меня и родителей, но и всех наших знакомых. Это казалось причудой старого человека, но только потом я поняла, что в сущности являюсь — знаешь кем? — внучкой колдуна. Мага.

— И что ты ощутила?

— Сначала мне было смешно, потом любопытно. А затем мне стало как-то стыдно за него и неловко, поэтому я старалась никому не рассказывать. Ты первый.

— Любовь также связана с колдовством, — произнес Владислав. — Человек в этом состоянии готов поклоняться кому угодно, не отделяя смеха от слез. Смешивает кровь с потом, а жизнь — со смертью. Беспредельная любовь и всепоглощающая ненависть — как сестры.

— Наверное, это было и в нем, — сказала Снежана, вдумываясь в его слова. Он был человеком и добрым, и… страшным. Иногда я просто боялась его, но любила слушать. Дед всегда очень интересно рассказывал, о самых необычных вещах. Еще с детства он тянулся ко всему загадочному. Там, в Болгарии, он обучался всему этому у одной старухи, ясновидящей. Он научился ходить по раскаленным углям, не обжигая ступни. Познал всякие премудрости: как управлять своим телом, воздействовать на другого человека с помощью гипноза… Все, о чем сейчас много пишут и говорят — телекинез, общение с запредельным миром и прочее. Иногда мне казалось, что он попросту еще один сумасшедший, а может, так оно и было на самом деле. Но шарлатаном он не был, это я могу сказать совершенно точно.