– Так и есть! – пискнула Ксения.

– Что это за вздор? – сказала Волета, сминая газету пополам. – Я этого не говорила. Я же сказала прямо противоположное!

– Миледи упускает главное, – проворковала Ксения. – Ты им понравилась. Вот и все, что имеет значение.

– А какая часть меня им понравилась? Все, что я вижу, – это оскорбления!

– Ты что, никогда раньше не читала газет? Это блестящий отзыв. Папенька не может сердиться на тебя сейчас. Ты просто хит! – Ксения порылась в карманах своего дневного платья и достала конверт с золотой фольгой, который кто-то вскрыл впопыхах. – А самое лучшее я приберегла напоследок. Посмотри на это! Оно только что пришло.

– Что же это такое?

– Это приглашение на Летний котильон принца Франциска! Должно быть, он прочитал о тебе сегодня утром в газете и сказал себе: «Вот теперь я хочу пригласить кое-кого на свою вечеринку!»

При упоминании имени принца Франциска у Волеты сжало горло.

– Полагаю, это важная вечеринка?

– Ты думаешь, что это… Волета, ты действительно самая большая дурашка в истории человечества. Это же Летний котильон принца! – Ксения произносила каждое слово все громче и отчетливее, видимо полагая, что громкость излечит тупость Волеты. – Там будут все. Меня пригласили всего один раз, и это был самый фантастический вечер в моей жизни! – Она ахнула. – Мы должны начать готовиться.

– Прямо сейчас? Но еще всего лишь утро.

Ксения возбужденно сжала руки Волеты:

– Ах ты, глупая гусыня! Если мы начнем прямо сейчас, то, возможно, с трудом успеем вовремя!

Ксения настояла на том, чтобы они проверили каждый предмет одежды в багаже Волеты, и было это весьма непростым делом. Байрон набил целый пароходный кофр платьями, еще один – блузками и юбками, еще один – сапогами и туфлями, а четвертый – всем необходимым для молодой женщины: шарфами, колготками, поясами, жилетами, драгоценностями и даже одной-двумя муфтами. Так как олень не был уверен, что именно войдет в моду, он собрал вещи, словно для театральной труппы. Большинство нарядов показались Ксении настолько смешными, что она выпросила разрешение их примерить. Волета натянуто улыбнулась, а Ксения прогулялась по комнате в паре мешковатых шаровар, проволочном турнюре и накидке с перьями.

На каждом кофре имелась бирка с надписью «ДОПУЩЕНО» большими печатными буквами – свидетельство того, что таможня обыскала их на предмет контрабанды. Багаж прибыл с краткой описью конфискованных предметов, которая включала в себя причину их ареста:

2 шестидюймовые шляпные булавки (потенциал для насилия)

1 флакон духов без опознавательных знаков (подозрителен)

1 черепаховый гребень для волос (потенциал для насилия)

1 парчовый пояс (подозрителен)

1 комплект щипцов для завивки волос (подозрителен)

Слово «подозрителен» раздражало Ирен. Она достаточно долго проработала в порту и понимала, что это значит на самом деле. Какой-то агент хотел сделать подарок жене, дочери или любовнице и придумал предлог, чтобы присвоить вещь. И с какой стати Байрону взбрело в голову положить щипцы для завивки в багаж женщин, у которых вдвоем не хватало волос даже на один локон?

Лучше бы таможня конфисковала ее капоры.

В конце концов, в багаже был только один предмет, который ее волновал: ожерелье Сфинкса.

Пока Ксения рылась в кофре с платьями, а Волета старалась держать себя в руках, Ирен пустилась на поиски шкатулки с драгоценностями. Она нашла богато украшенную шкатулку из розового дерева под грудой шелковых шарфов. Открыла ее и начала исследовать коллекцию изящных цепочек и колец, проверяя маленькие отделения неуклюжими пальцами.

После первого раунда проверки Ирен ожерелье не нашла, и ее охватила паника. А что, если агент положил его в карман и не зафиксировал кражу в официальной описи? Ожерелье Сфинкса уже вполне могло висеть на шее какой-нибудь незнакомки на другом конце города. Ирен ощутила свой пульс в руках и встряхнула ими, чтобы успокоиться, прежде чем предпринять второй, более тщательный поиск.

Она нашла ожерелье в маленьком бархатном мешочке. Круглая луна, свисавшая с серебряной цепочки, была не больше монеты. Тонко выгравированные кратеры украшали обе стороны изделия, одна сторона была из белого золота, а другая – из темного олова. Светлая и темная стороны должны были символизировать полнолуние и новолуние. Это была простая, но красивая вещь. И что еще важнее, это был их спасательный круг. Ожерелье было маяком, который вызывал посланцев Сфинкса. Пока у них есть ожерелье, они могут общаться с Эдит, Байроном и, если понадобится, со Сфинксом.

– Какая прелестная вещица. Это очень ценно? – раздался сбоку голос Энн. Ирен обернулась и поняла, что маленькая гувернантка наблюдает за ней.

Ирен обхватила ладонью луну:

– Только для меня.

– Ну, в конце концов, только чувства чего-то стоят, не так ли? – сказала Энн.

Ирен улыбнулась ей, возвращая ожерелье в чехол и отделение шкатулки.

– Не думаю, что ваша леди согласится.

– Я впервые вижу, как вы улыбаетесь, – сказала Энн, одобрительно прищелкнув языком. – Я знаю, что это не совсем часть униформы, но вам очень идет. Надеюсь, вы не собираетесь упаковать и улыбку тоже.

Их тихий разговор прервал звонкий смех Ксении. Молодая леди танцевала по комнате, используя в качестве партнера платье Волеты. Расшалившись, она опрокинула стул и смела с туалетного столика серебряный набор для ухода за волосами. При виде этого зрелища Энн поджала губы, но настроение ее не испортилось.

– Я так рада, что сегодня утром в газетах появились положительные отзывы. Прошлой ночью она почти не спала из-за рыданий.

– Волета тоже была на ногах. Неужели маркиз все еще сердится?

– Возможно, но сейчас он не может этого показать. Все до смерти хотят с ней познакомиться.

– Итак. Мы едем на бал к принцу Франциску, – холодно сказала амазонка.

Энн подняла голову. Ирен увидела, как гладкая, почти прозрачная кожа ее лба сморщилась, словно теплый воск. У нее были большие добрые глаза.

– Не волнуйтесь. Балы достаточно безопасны, даже если вокруг бродят волки. Там слишком много людей, чтобы кто-то мог попасть в слишком большие неприятности. Хотя, может быть, вашей леди не захочется сегодня устраивать выступления? Не думаю, что ей стоит гладить принца против шерсти. Он весьма злопамятный, если вы понимаете, о чем я.

– Она меня не слушает, – нахмурилась Ирен.