– О Энн, не говори глупостей! Если принцу Франциску понравится моя юбка, я лишь обрадуюсь. Нет, он не идеален, но я уверена, что, если бы он нашел подходящую женщину, которая любила бы его и обожала, все его недостатки сошли бы на нет. Даже от золотого поезда остается немного сажи!

Они добрались до нижней ступеньки, чей край был резным, как на раковине моллюска. Над ними, сквозь ряды юбок, шлейфов платьев и нетерпеливых дам, можно было увидеть швейцаров, проверяющих приглашения: их руки в перчатках мелькали от конверта к конверту. Внутри теплый баритон герольда возвестил о новейшей гостье. Волета вздрогнула в предвкушении.

– А она будет здесь сегодня вечером, Сирена? Мы можем с ней встретиться?

– Я так не думаю, – сказала леди Ксения. – Она больше не приходит на такие вечеринки. Она теперь слишком знаменита, ее задавит толпа. На самом деле после своего возвращения в город в прошлом месяце она больше похожа на призрака. Она удивила всех, появившись на Торжестве июльских огней несколько дней назад, но это было неожиданно. Лучший шанс увидеть ее – на сцене. Я уверена, что мы могли бы купить билеты на ее выступление. У папеньки никогда не было проблем с покупкой билетов на концерты.

Волета скрыла разочарование за улыбкой.

– Мне бы этого хотелось. Пожалуйста, спроси его. Просто замечательно иметь таких близких друзей.

– Да, тебе повезло! – Ксения просияла.

– Но это, должно быть, ужасно – быть такой знаменитой, что ты даже не можешь больше ходить на балы. Интересно, выходит ли вообще Сирена в свет, – размышляла вслух Волета.

– О, она, наверное, все еще ходит на маленькие вечеринки на крышах. К сожалению, меня туда не приглашают.

– Но ты же леди! – сказала Волета с удивительно невозмутимым лицом.

– Да, но мы стоим в толпе леди! – воскликнула Ксения, протягивая швейцару приглашение. – И цена им – пучок за пятачок. Для такого надо быть герцогиней или принцессой.

Герольд взял визитку Ксении и объявил о ее прибытии.

Пока Ксения входила, Волета ущипнула себя за подбородок и задумчиво нахмурилась. Ирен наклонилась и прошептала ей на ухо:

– Ты ведь собираешься подружиться с принцем, не так ли?

Волета подняла голову и улыбнулась прозорливости Ирен.

– Ну ты же слышала, что сказала леди. Он – золотой поезд.

– Он весь в саже, – сказала Ирен. – Он мерзавец.

– Я в этом не сомневаюсь, но у нас есть два дня, чтобы поговорить наедине с призраком, который появляется только на сцене перед сотнями людей. Если у тебя есть идея получше, я вся внимание.

Волета вручила приглашение швейцару в тот же самый миг, когда Ирен сказала во всеуслышание:

– Если он тебя хоть пальцем тронет, я убью его.

Швейцар вытаращил глаза от испуга. Он посмотрел на конверт, замерший между ним и леди. Его обтянутые перчаткой костяшки касались кончика ее пальца.

Волета похлопала его по плечу:

– Все в порядке – она имела в виду герольда.

Принц Франциск Ле Мезурье стоял рядом с упокоившимся светилом, которое вблизи было гораздо больше, чем казалось на покрытом глазурью небе. От кончика до кончика волнистые лучи медной звезды тянулись почти на двадцать футов. Оно висело на железных рельсах, погасшее и тихое, и выражение его нарисованного лица, которое должно было означать восторг, в тени больше походило на беспокойство.

Принц протянул свой бокал с вином и постучал по острию луча:

– Твое здоровье!

Реджи Уайкот, толстый эрл с лицом, напоминающим овсяную кашу, а также самый надежный друг принца, рассмеялся шутке. Впрочем, эрл Энбридж смеялся надо всем подряд. Он, похоже, верил, что если будет смеяться часто и сильно, то люди подумают, будто у него есть чувство юмора. Но Франциск знал и другое: Реджи был противоположностью остроумца, страдал дефицитом комедийного таланта, а его чувство юмора едва теплилось. Франциску нравилось держать его рядом не из-за заслуг, а ради лестного контраста: недостатки Реджи подчеркивали достоинства принца.

Вечеринка начиналась ужасно. Франциск наблюдал за переполненным бальным залом и всеми его гостями со смутным отвращением. Они пронзительно кричали, как гуси в каньоне. Они принесли с собой облако одеколона и духов, которые плохо маскировали вонь их тревоги. Никому из них здесь не место. Никто из них не заслужил этого вечера, и все они в глубине души это знали. Конечно, он не виноват, что котильон ужасен. Он наполнил зал вином, музыкой и толпой гостеприимных девушек, которые ходили с подносами, полными изысканных закусок и экзотических сигарилл. Он нанял профессиональных танцоров, чтобы они занимали площадку и она никогда не казалась пустой, но стоило предвидеть, что большинству гостей приятнее критиковать танцующих, чем вальсировать самим.

Принц Франциск мог заполучить любую роскошь, любое угощение, любое чудо света – кроме достойной компании.

Он страдал от так называемых мук совершенства. Его проклятием было острое осознание того, как много в Башне идиотов, и он целиком и полностью понимал их незаслуженное, но всепроникающее влияние на мир. Из-за того что идиоты превосходили числом разумных людей, они исковеркали все обычаи в свою пользу. Идиоты писали законы и решали, что такое «порядочность», которая представляла собой концепцию для неженок, защищающую класс неженок. Большинство женщин в Пелфии были тупыми и распутными, большинство мужчин – раболепствующими и никчемными, и каждый хотел использовать его как ступеньку на воображаемой лестнице успеха. Все они жаждали признания, не понимая ни в малейшей степени, что делает человека достойным внимания, служения и преданности. Вот в чем беда с идиотами: они верят, что низкое происхождение и умственную пустоту можно преодолеть трудом – как если бы домашняя кошка могла стать львом, поохотившись на достаточное количество мышей.

Отец Франциска, влиятельный казначей Пелфии, часто обвинял сына в том, что он ищет неприятностей. Но он искал вовсе не неприятностей, а мощных побуждений и честных вызовов, которые трудно было обнаружить там, где все мужчины хотели быть его друзьями, а все женщины – чтобы он развратил их в гардеробе или надругался над ними в винном погребе. Ему наскучила охота на лисиц с собаками. Ему хотелось сойтись в битве с чем-нибудь диким, умным, когтистым и зубастым.

– Первоклассная вечеринка, Франц, – сказал Реджи, поднимая бокал.

Волосы Реджи были черными и редкими, как нагар на свечке, и он словно одержимый дергал себя за челку.

Глаза Франциска сверкнули.

– Ты так думаешь? По-моему, похоже на кормление птиц. Я бросаю горсть крошек, и они кидаются, как будто их никогда раньше не кормили.