– Да, – ответил Фред. – Очень помогают, спасибо.

Фан Фэй снова оценивающе осмотрел Фреда.

– Я могу говорить и по-английски, – сказал он с легким британским акцентом, не сильно отличающимся от акцента Ци. – Я еще кое-что помню.

– Не хочу вам мешать, – сказал Фред и посмотрел на Ци, пытаясь понять, что она об этом думает. – Очки дают мне грубое представление о ваших словах, а вы двое наверняка хотите поговорить на родном языке.

– Грубое представление, – сказал Фан Фэй на английском, а затем произнес китайское слово соучжуи, которое очки Фреда перевели как «неверное представление».

– Он не имеет значения, – прочитал Фред слова Ци. – Имеет значение, почему вы это делаете.

– Что делаю?

– Создаете «Китайскую мечту». Держите нас здесь.

– Я люблю Китай. И слышал, что вы в беде. Вас похитили. Вы путешествуете с иностранцем, обвиненным в убийстве чиновника. Да? Это серьезная проблема. Кошмар. У вас много врагов. Дочь Чаня в беде. И беременна. Кто этот мерзавец, отец ребенка?

– Никто.

– Никто? Удивительно. Обычно так не бывает. Наверное, отец – это Китай.

– Нет.

Читая эту перепалку из бегущих в очках красных букв, Фред затаил дыхание. Ему пришлось заставить себя дышать и посмотреть на них, чтобы лучше понять сказанное. Лицо Ци побелело, с щек отхлынул обычный румянец. Оба смотрели друг на друга, как два дракона, наблюдать за этим было удивительно. Сошлись два тигра. Фред сосредоточился на своем дыхании.

– Чего вы хотите? – спросила Ци.

– Мира.

– Мне плевать на мир. Я хочу справедливости.

– Для вас и ваших друзей?

– Для миллиарда.

– Чтобы миллиард получил справедливость, весь мир должен получить справедливость.

– Да.

Старик пожал плечами.

– Это старинная мечта, – сказал он. – Китайская мечта.

– Это всего лишь слово.

– Возможно.

– Мы должны добиться этого вместе. Принести ее в мир.

– Можете присоединиться к нам, если хотите, – сказала Ци.

Фан Фэй улыбнулся одними глазами.

– С радостью, – сказал он.

Ци уставилась на него. Как и Фред, она заметила эту улыбку, взгляд тигра, который ей, вероятно не понравился.

Потом она начала допрашивать его о людях, которых Фред не знал. А что насчет Пэн, а что насчет Дэна и так далее. Иногда очки переводили имена на английский, не узнавая их. Пытаясь разобраться, где тут имена, и путаясь в витиеватых выражениях вроде «цветок лотоса», «победа в битве» или «создание нации», он так толком и не понял, о чем говорят эти двое. Они болтали быстро – вопрос-ответ-вопрос-ответ, и алгоритм очков, похоже, засбоил, превратив красный текст в череду омонимов и ошибок распознавания речи.

– Спаси коммунизм, гуси летят на юг.

– Нет. Красное сердце бегущего по лабиринту.

– Рыба будет каждый год.

– Черные водоросли.

– А как насчет эллиптического, как насчет создания нации, как насчет процветания родины?

Тут Ци хлопнула по столу, и Фред прочитал, к счастью, более связный текст:

– Партия работает ради партии! Не ради Китая! Только ради партии!

– Вы думаете? – спросил Фан Фэй, и Фред понял, что ему и впрямь любопытно. – А ваш отец? Он тоже такой?

При упоминании отца Ци нахмурилась.

– Откуда мне знать, какой он? – с горечью произнесла она. – Я всего лишь его дочь.

– Дочери знают. Мои дочери меня знают.

– Правда? Они знают, что вы сейчас здесь?

– Конечно. И вечно меня донимают. Сделай то, сделай се.

– Но вы делаете то, что хотите.

Он покачал головой.

– Я делаю то, чего хотят они.

Он искренне улыбнулся, отчего лицо приобрело жутковатое плотоядное выражение. Но улыбка была искренней.

– Может, я как партия, а они как Китай. Я правда пытаюсь о них заботиться. Они кричат на меня и говорят, что я должен делать. И я пытаюсь это сделать.

– В Китае все не так, – возразила Ци. – А может, вы правы. Дочери кричат на отца, а отец делает то, чего они хотят. Как и партия. Она работает только на себя.

– Она работает и на себя, и на благо Китая.

– Но когда приходится выбирать, она выбирает себя. Когда приходится в чем-то отказать партии ради блага Китая, она этого не делает.

– В конституции говорится, что партия – правящая сила. Я член партии, как и вы.

– Я – нет. Я лишь дочь партии. Но не вступила в нее.

– Серьезно?

– Да.

– Неудивительно, почему отец так на вас зол. Почему вы не в партии?

– Я ненавижу партию. Я хочу диктат законов. Вот что я подразумеваю под справедливостью. Когда правит закон.

Фан Фэй кивнул.

– Не ждите подвоха.

– Что?

– Не ждите подвоха! – повторил он вслух по-английски, глядя на Фреда. – Я ведь правильно сказал? Ведь так просят не ожидать чего-то неприятного?

– Да, – ответил Фред.

– А я жду подвоха, – сказала по-английски Ци.

Фан Фэй снова кивнул, и его лицо снова сморщилось в жуткую улыбку.

– Назло бабушке отморозить уши. Еще одна хорошая поговорка. Почти по-китайски, до того хороша.

– В английском много хороших выражений, – возмутился Фред.

– Вполне возможно, – кивнул Фан Фэй.

– Почему вы нам помогаете? – спросила Ци.

Фан Фэй посмотрел на нее.

– А вы нам помогаете? – Она снова перешла на китайский. – Вы нам не помогаете. Вы из партии.

– Нет, я вам помогаю. Вы в беде.

– Нам пора, – сказала Ци Фреду.

– Вы вольны идти своей дорогой, – сказал Фан Фэй.

– Куда? – спросил Фред.

И снова жутковатая улыбка, давшая понять Фреду, как всегда слишком поздно, что ему не стоило влезать в разговор.

– Простите, – сказал он. – Я пойду, куда скажете. Но сейчас мы здесь.

– Помолчи, – велела Ци.

– Ладно, – тем не менее сказал он. – Оставлю вас вдвоем. Но мне нравится это место.

Чтобы не вляпаться еще сильнее, Фред встал, чуть не свалившись, и неловко пересек павильон, подойдя к низкой ограде у озера. Он сел на широкие перила ограды. Гладкая вода выглядела бетонной, а сквозь воду он видел дно, тоже бетонное, покрашенное у берегов нефритово-зеленым, а на глубине лазурно-синим. А может, это просто было выдолбленное и покрашенное подножие лавового туннеля. Очень похоже на музейную диораму эпохи Тан или Мин. Вероятно, в гонконгском Диснейленде имелась подобная зона, посвященная принцессе Мулань[20]. При этой мысли Фред с улыбкой оглянулся на Ци и Фана. В присутствии Ци о таком точно не стоит упоминать.