Женька держалась из последних сил, стараясь не ерзать, не отводить взгляда и не терять лица, а сохранять аналогичное спокойствие. Это ей давалось нелегко.

Наконец Римма Вениаминовна вновь ожила.

— Олег действительно обращался ко мне незадолго до смерти, — проговорила она уже другим, более мягким, доверительным голосом. — Он был очень взволнован и, как я поняла позже, напуган. Олег просил встретиться, естественно, я согласилась. Он приехал поздно, около часа ночи. Это уже само по себе было удивительно, — вздохнула Римма Вениаминовна. — Олег был слишком хорошо воспитан, чтобы позволять себе столь поздние визиты. Хотя для меня они ничуть не хуже любых других. Я люблю работать по ночам, — пояснила она. — Ночью отрешаешься от суеты, и мысли становятся как-то яснее.

Она немного помолчала, потом продолжила:

— Мы знакомы с Олегом сто лет. Он был самым талантливым учеником отца за многие годы. К тому же у них с отцом было много общего в характерах, общение переросло в дружбу. И хотя мы с Олегом такими уж близкими друзьями не были, но между нами существовало взаимное уважение и доверие. А это уже немало, — заметила она, взглядывая на Женю. — Когда отец умер, Олег пытался меня опекать, но я не выношу благотворительности. Поэтому отношения наши остыли и почти прервались. И вдруг этот звонок и просьба. Я сразу поняла, что у него что-то случилось. Хотя такого, конечно, не предполагала.

— Что же он вам рассказал? — не вытерпела Женя, встревая в рассказ.

Римма Вениаминовна коротко улыбнулась ее нетерпению.

— Он пришел усталый, осунувшийся, нервный. Я впервые видела его таким. Долго говорил о всякой ерунде, пока я не потеряла терпения. Потом объяснил, что попал в трудную, почти безвыходную ситуацию. — Она с сожалением вздохнула. — Он не знал, к кому обратиться, и по старой памяти пришел ко мне. Точнее, в память об отце. Он был прав, в такой ситуации отец обязательно поддержал бы его, помог, и я постаралась сделать то же. Олег объяснил, что препарат, над которым он работал некоторое время назад, оказался опасным, даже крайне опасным для здоровья пациентов. Осложнения, вызываемые препаратом, плохо изучены, но уже сейчас ясно, что они губительны для той категории пациентов, которым предназначались, для беременных и кормящих женщин. Он долго объяснял мне о воздействии препарата на плод. Но, увы, я не специалист и не все поняла в его рассказе, а переспрашивать не хотелось, он был слишком возбужден. К тому же подробности для меня не имели большого значения. Но это оказалось еще не все. Препарат оказывал какое-то специфическое воздействие на психику. Об этом аспекте он вообще не захотел говорить, сказал, что все это требует серьезных проверок и тестов, но уже сейчас ясно, что угроза для общества может быть огромна.

— А компания проводить дополнительные тесты не желает? — подсказала Женька.

— В том-то и дело, — подперев подбородок рукой, проговорила Римма Вениаминовна. — Насколько я поняла из путаного, сумбурного объяснения Олега, а ему заметьте, такая манера выражаться была совершенно несвойственна, компания не то чтобы не хотела дорабатывать препарат, но вроде бы даже намеренно собиралась использовать его в данном виде. Или же разделить на два отдельных препарата, устранив в одном из вариантов часть недоработок. Признаться, я толком ничего не поняла. Единственное, что мне стало совершенно ясно, за Олегом следили, ему угрожали и он всерьез опасался за свою жизнь.

— И тогда он передал вам бумаги? — снова встряла Женька.

— Нет, — покачала головой Римма Вениаминовна. — Он рассказал, что смог достать официальные результаты исследований, когда позиция руководства компании стала ему ясна, он был готов вынести обсуждение этой проблемы на другой уровень, обратиться в вышестоящие инстанции, которые занимаются лицензированием и запуском в производство новых препаратов. В Комитет по здравоохранению и, кажется даже в министерство. Но суть заключалась в том, что он сразу же нарвался на людей, прочно завязанных на руководство компании. У Олега создалось впечатление, что их люди буквально повсюду. Он растерялся, никому не доверял, а тут в компании стало известно о пропаже документов, и Олегу начали угрожать. Он опасался за семью и не знал, что ему делать. Он никому не верил.

— И тогда?

— Тогда я предложила ему оставить документы у меня. — Римма Вениаминовна невесело улыбнулась. — В этом дворце, — она повела рукой вокруг себя, — есть масса занимательных уголков и тайников, о которых известно немногим, а возможно, и никому из нынешних его обитателей. Например, старинный сейф, спрятанный в одном из шкафов в моем кабинете. Я обнаружила его случайно. Засунула в шкаф статью. Один листок выпал из папки и застрял в щели шкафа, я пыталась его вытащить, нажала на одну панель, и вуаля! Сейф. — Римма Вениаминовна озорно подмигнула. — Счастье, что во дворце никогда не проводилась полномасштабная реставрация, — заметила она, воздевая глаза к небу. — Конечно, он был заперт, но ключи лежали тут же в тайнике. А на подбор кода, там имелся еще и код, у меня ушло лет шесть, — похвасталась она так, словно речь шла о паре часов. Но, вероятно, для нее это была игра наподобие разгадывания шарады, а не вопрос жизни и смерти. — Теперь это самый надежный тайник, какой я знаю, — поделилась Римма Вениаминовна. — К тому же долгие годы о нем никто и не знал, кроме меня. Потом узнал Олег, теперь — вы.

— Значит, я была права, он оставил документы вам? — оживилась Женька, понимая, что победа близка.

— Совершенно верно, — с улыбкой кивнула Римма Вениаминовна.

— Вы отдадите их мне? — чуть не выпрыгивая из кресла, спросила Женька.

— Думаю, будет надежнее и безопаснее для вас, если я передам вам копии, а уж подлинники мы с вами передадим следственным органам после программы. А до тех пор пусть никто не знает, где они хранятся, — произнесла рассудительно Римма Вениаминовна.

Женька скисла. Но в принципе профессорша была права. Это надежнее, и правильнее, и безопаснее.

— Вот и хорошо, — одобрила Римма Вениаминовна, доставая из ящика стола толстую папку. — Это копии документов.

Женька еще на первом этаже почувствовала запах гари. Господи! Буженина! Она же не выключила духовку! И Женька, как полоумная, поскакала наверх через три ступеньки, рискуя свернуть себе шею на щербатой, как всегда, неосвещенной, покосившейся от старости лестнице.

Только бы не пожар!

Дверь в квартиру была приоткрыта, шума из нее не доносилось. Пожарные взломали? Тогда почему лестница сухая? Женька замерла на пороге.

— Ну, что ты там топчешься? — раздался откуда-то из глубины квартиры ворчливый голос.

И Женька, с облегчением выдохнув, шагнула в дом родной.

Майор сидел на кухонной табуретке под распахнутым окном и с укором смотрел на блудную журналистку. Рядом на форточке сидел нахохлившийся попугай Сильвер.

— Сильвер, ты с ума сошел! Ты же простудишься! — кинулась к нему Женька.