Если попросить о встрече, Потапова может его просто послать. Тогда придется вызывать на Литейный. «Значит, появлюсь нежданным», — решил Андрей. Главное, чтобы на этого увальня Бобылева не нарваться. А то глупо получится.

Женька сидела дома и пыталась вгрызться в бумаги, полученные от Риммы Гибо. Но поскольку химия никогда не входила в число ее любимых предметов, да и сведения, содержащиеся в документах, носили сугубо специальный характер, дело шло туго. Ей постоянно приходилось заглядывать в компьютер, чтобы уточнить тот или иной термин, а самое главное — в глубине души Женька понятия не имела, что ей теперь делать со всем этим.

Сегодня утром она была в редакции. Узревшие после длительного отсутствия своего непосредственного руководителя сотрудники оживились и забросали Женьку вопросами. Их живо интересовала тема нового эфира, планируемые гости, готовящиеся сюжеты и прочие подробности, хорошо еще Марина Похлебкина была в отпуске, та бы еще план эфира запросила, отснятые материалы и краткое изложение сюжета. Женька едва от них отбилась, сославшись на встречу с Труппом. С Труппом она, правда, не встретилась, поскольку тот опять отсутствовал и на звонки не отвечал. А Женькина банковская карточка между тем была по-прежнему пуста. Наверняка горячий и увлекающийся Тенгиз Карпович закрутил новый роман, и у него совершенно крышу снесло от свежих впечатлений. Одно радует, надолго это не затянется, решила не огорчаться по пустякам Женька.

Но вопросы коллег заставили ее серьезно задуматься о ходе ее расследования. А что у нее, собственно, есть? Документы Кайданова? Да из них, вероятно, вытекает, что «Фармньюлайф» провел неудачные клинические исследования. Но, к сожалению, в них ничего не сказано о том, что компания запустила препарат в производство. А если так, то и предъявить им нечего. Смерти Кайданова и Девятова признаны следствиями несчастными случаями. Да, у Женьки есть два свидетеля, Римма Вениаминовна и Клавдия Матвеевна. Впрочем, Клавдию Матвеевну можно не считать, скорее всего она больше не захочет иметь с Женькой дел. Значит, остается Римма Вениаминовна, которая может подтвердить, что Кайданову угрожали. Но что это доказывает? Ровным счетом ничего. Алена Наумова, которая прячется у своего родственника, тоже привести никаких доказательств обысков и угроз не может. Заявления в полицию она не писала, а значит, ее слова — это просто слова.

Женька сидела, понурив голову, и тоскливо смотрела в отчет. «После двух недель регулярного приема препарата у плода были зафиксированы необратимые генетические изменения… У плода не сформировалась верхняя левая конечность… Не сформировалась одна из почек…» — прочла Женя. У какого плода? Точнее, у чьего плода? Женя нахмурилась и выпрямилась в кресле. Елки! Елки! Елки! Это надо же быть такой слепой и бестолковой дурой!

Они же испытывали свой препарат на живых, а не виртуальных женщинах, и все эти отклонения зафиксированы на чьих-то живых, реальных, настоящих детях. У кого-то из младенцев эти изменения носили вполне заметный характер, а у кого-то просто развивались внутренние патологии. Некоторые беременности прерывались в результате приема препарата. Но тут уж неизвестно, что лучше, родить несчастного, нежизнеспособного инвалида или потерять ребенка во время беременности.

От таких мыслей Женьке стало не по себе. Она даже перекрестилась, чтобы отогнать от себя жуткие мысли и визуальный ряд, тут же представленный ей богатым воображением. Спаси, Господи, и сохрани! Не дай бог никому пережить подобных ужасов.

Но главный ужас заключался в том, что все это уже произошло с живыми настоящими людьми.

То есть в результате этих клинических испытаний жизни нескольких десятков матерей и еще не рожденных младенцев были искалечены, изломаны? Возможно, жизни целых семей. Сколько времени длились эти испытания? Женя зашуршала страницами, ища нужную информацию. О, господи! Уже два года! Сколько же невинных жизней они успели изломать и скольких детей изуродовать? И почему до сих пор никто из несчастных не подал на них в суд? Почему до сих пор не разразилось скандала в СМИ?

А ведь действительно? Снова нахмурилась Женька, слегка теряя боевой пыл. Кто согласится рисковать здоровьем собственного, еще не рожденного ребенка, да и своим тоже, принимая непроверенный препарат? Благополучная, вменяемая женщина — ни за что. Значит, искали среди неблагополучных. В тюрьмах? Среди наркоманов, бомжей? Или же они не ставили подопытных в известность о том, что им скармливают? Но это наверняка незаконно? А может, клинические испытания проводились в глухой провинции, где несчастные женщины просто-напросто не имеют ни возможности, ни сил, ни умения отстаивать свои права?

Хотя ни Полина, ни Лиза не говорили, что Девятов ездил в какие-то командировки. Впрочем, это нетрудно уточнить, позвонив Лизе.

Два года. Надо разыскать всех этих женщин, раздобыть их истории болезней. Женька чувствовала, как ее охватывает знакомый зуд, требующий немедленного действия. Да, но в отчете не приводится данных о подопытных матерях, только «объект номер один», «объект номер два». А как она сможет раздобыть эти данные? Наверняка информация строго засекречена. Женя озабоченно покусывала губу, пытаясь сообразить, что ей делать и куда бежать.

Да, разыскать женщин будет делом нелегким. Даже если задействовать всю рабочую группу во главе с Похлебкиной, на сбор информации уйдет уйма времени. Не говоря уже о риске, которому они все подвергнутся, засунув нос в это дело. А может, снова обратиться к частному детективу, задумалась Женя, вспомнив дело Кольцовых[7]. Тогда Эдик ей здорово помог. Правда, есть нюанс. Эдик в Москве, а она, горемычная, в Петербурге. Да и вообще, Эдик не дурак, в дело с двумя трупами лезть не захочет. Вот если бы полиция подключилась… мечтательно подняла глаза к потолку Женя. Но полиции нужны факты, а их у Жени нет. Одни только версии, домыслы и предположения. Ни пострадавших, ни свидетелей.

Вот и выходит, что ничего стоящего у Женьки нет. Целый месяц потрачен впустую. Так еще и Суровцев отказался ей помогать из-за этого фээсбэшника. Тут уж Женька окончательно откинула в сторону бумаги и, завалившись на диван, повернулась носом к стене и спиной к остальному миру, закутавшись в плед по самые уши. В квартире было зябко. Старые батареи почти не грели, а вставать, чтобы включить электрообогреватель, было лень.

Интересно, Ведерников, знакомясь с ней в ресторане, уже знал, кто она? Или он специально подстроил это знакомство? А потом, в переулке, он действительно ее спас или он сам же и подстроил это нападение, чтобы втереться к ней в доверие? Да, но если подстроил, тогда почему сбежал в тот вечер так стремительно? В тот момент она была легкой добычей, он мог вытрясти из нее любую информацию. Или ему важнее было выяснить, кто именно напал на Женьку, и ликвидировать угрозу? Последняя мысль отчего-то заставила Женьку глупо улыбнуться. Она вдруг представила, как Ведерников в одиночку расправляется с Женькиными обидчиками. Выслеживает их и… нет, не убивает, а, скажем, арестовывает, причем в одиночку. Какая дура! Тут же посетовала на себя Женька. Двадцать семь лет, а в голове одна чепуха, как в восемнадцать. Интересно, это следствие умственной недоразвитости или проявление закоренелой инфантильности? Рассердилась на себя Женька, но тут же вспомнила их вечер в СПА, ее глупое поведение, поцелуй и окончательно смутилась, покраснев от стыда. Ей стало так стыдно, что она заерзала на диване и даже скинула плед, потому что почувствовала, как ее заливает жаркой волной от переживаний за собственную глупую неловкость. Немного успокоившись, она снова хотела закуклиться в плед, когда раздался звонок в дверь.