Становится немного понятнее. Форрестер не хотел провести всю жизнь в бегах. Кроме того, он понимал, что как бы ни было трудно ФБР довести дело до суда и упрятать его за решетку, но он навсегда остался бы человеком под подозрением, и с прежней жизнью пришлось бы распрощаться. Думаю, он серьезно обдумывал возможность самоубийства, но рациональная и расчетливая часть его мозга смогла и в этом усмотреть шанс обернуть все в свою пользу. Он рискнул и выиграл. Ну, в какой-то степени.

– Вы что-то пытались мне рассказать, но я не стал вас слушать. Теперь готов.

– Для меня важно, – пытаюсь я польстить его самолюбию. – Я не стал слушать, потому что вы были в позиции силы, и это меня разозлило. По-настоящему вывело из себя. Нужно было прислушаться к вам, проявить больше уважения.

– Ладно, хорошо. Что вы пытались мне рассказать?

Форрестер не двигается. Неясно, он обдумывает ответ или теряет сознание.

– Что вы пытались мне рассказать?

– Хорошо, что вы пытались мне показать?

– Так вы же мне его показали, – отвечаю я.

– У меня, знаете ли, другое на уме было.

Чтобы набрать следующий ответ, у него уходит значительно больше времени.

– Продолжат умирать? Скольких еще вы заразили «Хайдом»?

На этот раз ответ быстр и короток. При взгляде на него мне хочется придушить Форрестера тут же, на койке.

– Чтоб вам провалиться! Это не игра. Вам было весело, когда жена убила вашего сына из-за вашего проекта?

Форрестер не отвечает и только злобно сверлит меня взглядом здорового глаза.

– Скажите хоть что-нибудь. Дайте зацепку.

Он снова печатает.

– Трактор, корова, лошадь, дом? Что вы этим хотите сказать? Сарай? – я обреченно вздыхаю. – Это все?

– Что это значит?

Но он разжимает пальцы и телефон скатывается по одеялу. Его взгляд упирается в потолок, а потом глаз закрывается.

– Что это значит?

Он молчит и делает вид, что меня здесь нет. Я слышу доносящиеся из коридора голоса. Если меня тут поймают, то к моей палате тоже приставят охрану. Я поспешно выхожу из комнаты и направляюсь к лестнице. Можно вызвать такси, но боюсь с самостоятельностью у меня сейчас не очень. Велик шанс неловким движением задеть рану и потерять сознание. Я набираю номер единственного человека в Вирджинии, который достаточно ненормален, чтобы прийти на помощь даже сейчас, глубокой ночью.

Как только я вылезаю из такси, навстречу мне из своей «Теслы 3» выскакивает Хейли и бежит по подъездной дорожке дома Форрестера.

– Доктор Крей! Это самая безумная и самая крутая вещь, о которой меня когда-нибудь просили. А поверьте, меня просили о самых сумасшедших вещах.

– Ты же не порвала полицейские ленты, въехав сюда? – спрашиваю я ее, глядя в сторону «Теслы».

– Майло их поправит. Кстати, отличный костюмчик.

– Что за Майло?

– Она была рядом, когда вы позвонили. И немного волновалась, что вы задумали меня убить. Впрочем, если вы позвали меня для другого, я могу ее отослать, хотите? – последние слова она произносит шепотом, придвигаясь ко мне вплотную.

– Эм, нет-нет. – Я достаю из кармана несколько респираторов.

Девушка с азиатскими чертами и стрижкой еще короче, чем у Хейли, подходит к нам. На ней рваные джинсы и футболка. Похоже, холода она совершенно не чувствует.

– Майло, это доктор Тео Крей, – говорит Хейли.

– Ладно, – обрываю я представление, – время не ждет, жизни людей поставлены на карту. Вот, наденьте респираторы. Есть шанс сильно выше среднего, что вирусолог-социопат распылил тут везде вирус, который превратит вас в бездумных убийц. Ясно?

– О, блин, да, – кивает Хейли. – Эм, а тут не должно все кишеть копами?

– Ну, в реальной жизни им нужны ордеры на обыск, повод, да и работают они в нормальное время, а не по ночам, если ничего экстренного не случилось, – отвечаю я со вздохом.

– На мой взгляд, тут все чертовски экстренно.

– На мой тоже. Но вот так получилось, что здесь только мы. С их слов я понял, что они приедут сюда завтра, но в ближайшие несколько часов мы тут хозяева.

– Круто! Наше личное место преступления, – говорит Майло.

Я разворачиваюсь и иду к сараю.

– Сейчас все очень серьезно, – говорю я через плечо. – Понятно? Я попросил тебя приехать, Хейли, потому что я, вероятно, не вижу всей картины. Майло, ты, э-э-э, умная?

– Ну, когда не накуренная. А сейчас благодаря вам я трезва как стеклышко.

– Отлично, рад, что смог уберечь детей от наркотиков.

– Он назвал нас детьми, – смеется Хейли. – Это так мило.

– Старики ужасно это любят, – отвечает Майло.

– Нельзя называть стариков стариками, – громко шепчет ей Хейли.

Я резко оборачиваюсь.

– Так, я понимаю, что это все очень интересно и драматично, но мы сейчас в реальности, и опасность тоже очень реальная, – говорю я и приподнимаю футболку. – В меня сегодня стреляли, а потом приковали наручниками к инвалидному креслу. Прямо вот в этом сарае. А стрелявший в меня пустил пулю себе в голову. И да, кроме всего прочего, это место преступления и мы нарушаем закон. Ясно? Это не игра! Когда я говорю, что речь о жизнях людей, я имею в виду буквально, что они могут умереть. Не в смысле, что «сдавайте вторсырье на переработку, иначе мы все умрем» – когда-нибудь вместе с загубленной природой. А в том смысле, что кто-то действительно умрет вот прямо сейчас. И не факт, кстати говоря, что респираторы спасут нас от вируса. Если почувствуете головную боль, головокружение, любые симптомы заболевания или необычные ощущения – говорите. Нужно будет делать уколы от бешенства.