пользоваться кредитными карточками и набрал по ним такое количество долгов, что ему и жизни не хватило бы, чтобы расплатиться. С помощью Майкла он объявил себя банкротом. Майкл запретил Джо впредь оформлять кредитные карточки, но одну он все равно получил. Он сказал, что просто обязан иметь кредитку с изображением диких лошадей. Некогда худощавый и симпатичный, Джо ужасно располнел, и его тучность усугубляла даже самые мелкие проблемы. У него упало зрение и появился преддиабет. Потом начались примерно те же проблемы, что у Джима: боли в груди, делирий, стресс, паника. Однако, тем не менее, Джо сохранял свое чувство юмора, или его остатки. С Майклом он постоянно говорил о трансцендентной медитации и строил планы поездки в Индию. В нем по-прежнему сохранялись небольшие частички его личности. «Он мог как-то отделять себя от всего этого. Он был единственным, кто как бы говорил: “Я хочу, чтобы все это прекратилось”», – говорит Линдси.

Джо никогда не прекращал поддерживать связь с родными. Он присылал поздравления с днем рождения на открытках религиозной тематики и тратил непозволительные для себя деньги на подарки. Как-то раз одна из подросших дочерей Майкла пожаловалась на дороговизну учебников для колледжа. На Рождество в ее почтовом ящике появился конверт. В нем лежали пятьсот долларов и записка: «На учебники». Все согласились: так мог поступить единственный человек – Джо.

Мэтт считал, что его жизнь пошла наперекосяк в день, когда мать отправила его к психиатру после инцидента в доме Гэри. «В 1977 году она отвезла меня в медцентр Колорадского университета. Меня поместили в психиатрическое отделение, но это не делает меня душевнобольным», – сказал Мэтт однажды.

С возрастом Мэтт поседел сильнее, чем Джим, Джо или Дональд, но при этом сохранил длинные волосы и густую бороду, которые вкупе с неприветливым видом делали его похожим на байкера из «Ангелов ада». Закадычными друзьями Мэтта были ветераны вьетнамской войны и бездомные, которые, как и он сам, существовали на социальное пособие и жилищные субсидии. Врачи выяснили, что Мэтт чаще приторговывал прописанными ему лекарствами на улице, чем принимал их.

Он то и дело попадал в Пуэбло вплоть до 1986 года. Тогда врачи перевели его на клозапин. Практически после первого же приема Мэтт ощутил разницу. Он начал безукоризненно являться на все приемы к психиатрам. Он сказал родителям, что чувствует, будто приходит в себя после кошмарного сна. Мэтт больше не считал себя Полом Маккартни. Клозапин – атипичный нейролептик, действующий немного иначе, чем типичные, вроде аминазина. Он оказался полезен Дональду и Джо, но почти не действовал на Питера. «Если клозапин помогает пациенту, то различие между ним и другими лекарствами ощущается примерно так же, как между аспирином и опиоидными обезболивающими», – говорит главврач Пуэбло Альберт Синглтон.

Если в распоряжении Мэтта оказывалась машина, то он целыми днями разъезжал по делам своих друзей. Таким образом он ощущал себя полезным, и это действительно было так. Многие годы он работал волонтером в бесплатной столовой для бездомных ветеранов, куда приходили некоторые его друзья. Однажды Мэтт получил за это письменную благодарность от Управления по делам ветеранов. «Его поддерживает определенное чувство ответственности за других. Думаю, и всех нас тоже», – сказал брат Майкл.

Даже при более подходящем лекарстве Мэтт по-прежнему испытывал затяжные приступы жалости к самому себе с претензиями в адрес всех родных и правительства. На ежемесячных приемах в психиатрической клинике Пайкс-Пик он очень старался убедить врачей, что больше не нуждается в приеме медикаментов. Каждый месяц он оставался недоволен. Но, в отличие от Питера, который просто прекращал принимать лекарства, Мэтт в основном сетовал. Он был убежден, что весь мир состоит в заговоре против него, а семья бросила его на произвол судьбы. Чувство реальности вновь несколько отказывало ему только на пике недовольства. В такие моменты Мэтт мог приходить к убеждению, что его лечение не только не является необходимостью, но и влечет за собой множество событий.

«Чем дольше меня накачивают лекарствами, тем больше людей умирает. Вы новости-то смотрите? В четырех авиакатастрофах погибло четыреста восемьдесят человек. Восемь тысяч погибли при землетрясении в Гималаях. В Нигерии сто пятьдесят человек расстреляли. Двадцать два человека застрелено в церкви. Двадцать два человека погибли в авиакатастрофе. Хватит меня накачивать, иначе подобные события так и будут продолжаться».

«Я – пророк, о котором вы столько всего слышали!»

В ноябре 1985 года тощего как спичка двадцатипятилетнего Питера Гэлвина заметили проповедующим на улицах центральной части Колорадо-Спрингс. Спустя несколько дней полицейские снова наткнулись на него, на сей раз в раздраженном и враждебном состоянии. Когда они сказали, что скорее всего отправят его в больницу, Питер вышел из себя и пригрозил уничтожить любого, кто приблизится к нему. Один из полицейских это сделал, тогда Питер сказал, что порвет ему сонную артерию, и бросился в атаку.

Для Питера эта госпитализация в Пуэбло стала восьмой по счету. Он прибыл в озлобленном состоянии и отказался есть. Во время обследования сотрудники воочию убедились в разрывающих его противоречиях. «Пациента интересно наблюдать, – записал один из психиатров. – Он говорит, что будет принимать прописанные лекарства, а когда ему напоминают, что не так давно он отказался это делать, говорит: «Да, это действительно так». Как будто такая непоследовательность не имеет для него ни малейшего значения».

Врачи в Пуэбло решили, что Питер сможет предстать перед судом по обвинению в опасном посягательстве на жизнь и здоровье полицейского, как только его состояние стабилизируется. До этого момента его поместили в интернат CARES, который несколькими годами ранее отказал ему в приеме. За четыре дня Питер совершил четыре попытки побега. Он вылезал через одно и то же окно и приходил домой на улицу Хидден-Вэлли. Каждый раз Мими отвозила его обратно, но на следующий день он вновь появлялся на пороге.

После нескольких лет сомнений в диагнозе Питера врачи наконец-то прописали ему литий, исходя из того, что его симптомы больше похожи на биполярное расстройство. Однако лекарства эффективны только когда их принимают. Мими и Дону уже было трудно улаживать стычки между Питером и Дональдом. А теперь Питер еще и отказывался принимать и литий, и флуфеназин. По рассказу Мими, приведенному в одном из медицинских отчетов, он также «не ест и не пьет, лежит в кровати, не разговаривает, пристально смотрит на членов семьи и совершенно ни на что не реагирует. Исключение составляют периодические вспышки ярости. Мать полагает, что Питер пытается уморить себя голодом и жаждет смерти… Кроме того, перед Хэллоуином он поскандалил до рукоприкладства с одним из старших братьев». Это наверняка был Дональд, единственный, кто тоже