– Такая притворщица! – смеясь, удивлялась Тамарина мама, рассказывая дочери о Машкиных выкрутасах. – Вся в тебя! Ты тоже в детстве все время врала…

«Вся в тебя» – стало ответом на все вопросы.

– Ты как мама, – сердилась свекровь.

– Нет, точно, вылитая мать! – поднимал вверх указательный палец свекор.

– Что ты хочешь? – возмущался Виктор. – Она – копия ты.

И только Лялька искренне радовалась, обнаруживая в племяннице черты родной сестры.

– Посмотри, – призывала она Тамару. – Посмотри, какие у Машки черты лица. Нет, – не успокаивалась Лялька, – ты только посмотри!

– Лицо как лицо, – суеверно бурчала Мальцева.

– Сама ты лицо! Ангел, а не девочка! А кожа?! Вить, ты посмотри, какая у Машки кожа!

Виктор щурился и многозначительно поддакивал:

– Да… кожа.

– Красиво?! – ненавязчиво принуждала к ответу Лялька.

– Красиво, – соглашался Мальцев и гордо поводил плечами.

В этот момент он любил бестолковую свояченицу бесконечно, ибо похвалу дочери воспринимал как грамоту самому себе.

– Гордись, папаша, – торжественно оглашала приговор Лялька и хлопала по спине растрогавшегося зятя.

– Да я и горжусь!

– Как говорит наш с Томкой папа: «От красивой любви рождаются красивые дети!»

И тут все. Снаряд достигал намеченной цели. Виктор забывал все обиды на жену, злую на язык Ляльку и заключал долгожданное перемирие:

– Я же без нее никуда! Без Томки. И без Машки!

Видимо, в определенном состоянии им просто утрачивалась способность к дифференциации, а посему и дочь, и жена были просто на одно лицо.

Вот и сейчас, стоя по пояс в прогретой солнцем воде, на десятый день своего пребывания в Абхазии Виктор Сергеевич Мальцев неожиданно остро ощутил подкравшееся одиночество и заволновался. В волнении он становился совершенно невосприимчивым к сигналам, поступающим из внешнего мира, поэтому, как правило, не реагировал ни на томные взгляды, ни на соблазнительные позы красавиц самых разных возрастов.

Зато Тамара задыхалась от долетавших до нее феромонов, но на вещи смотрела объективно и присутствия духа не теряла. Просто, улыбаясь, поворачивала мужа лицом к истекающей соком красавице и по-дружески говорила:

– Красивая тетка, но но-о-о-оги!

– А что ноги? – интересовался Виктор.

– Неудобно говорить, – пожимала плечиками жена, изображая смущение. – Волосатые… Все-таки в ее возрасте… Это так элементарно…

И даже если на ногах у пляжной дивы не было ни единого волоска, они отрастали прямо на глазах у Мальцева. А красавица превращалась в омерзительного сатира (к счастью, Виктор не знал, что сатиры бывают исключительно мужского пола), ноги которого были покрыты дремучей растительностью. Стоит ли говорить, что красавица молниеносно утрачивала свою привлекательность.

– Жалко девочку, Витюша, – доверчиво прижималась Тамара к супругу. – Мама, видимо, не объяснила… – ставила Мальцева жирную точку в деле уничтожения противницы.

Виктор Сергеевич с пониманием смотрел в бездонные глаза супруги, видел свое отражение и искренно радовался. В радости, как и в волнении, Мальцев терялся, начинал нервничать и успокаивался только тогда, когда касался Тамары и становился с ней одним целым до атомной нерасчленимости.

Тоска по испарившимся, пусть даже и в известном направлении, девочкам вытолкнула Виктора из воды и погнала в горы, к заветной монастырской тропе, обрамленной кипарисами.

У подножия Новоафонской горы Мальцева кто-то окликнул: мол, купи-купи-купи! И это купи, и то… Сделав вид, что не слышит, Виктор стремительно зашагал по направлению к монастырю, ловко лавируя между туристами и паломниками. В этот момент не существовало такой силы, которая могла бы помешать его продвижению к конечной цели. Подъем казался Мальцеву на удивление легким, потому что вел его к счастью. Улыбаясь, Виктор поймал себя на мысли о том, что ему нравится! Все нравится: и этот горьковатый кипарисовый дух, и скользкие камни под ногами, и гортанные крики торговцев, и даже неожиданно образовавшееся одиночество. Последнее было особенно приятным, потому что существовать ему осталось недолго. Как думал Мальцев, от силы пару минут. Не больше.

– Больше не хочу! – сдалась Маруся и протянула матери бутылку с водой. – Пей!

– Ну, – отмахнулась Тамара и щелкнула веером.

– Осторожно! – взвизгнула Машка и выхватила веер из рук родительницы. – Сломаешь.

– С чего это я его сломаю?

– Хрупкая вещь, – со знанием дела объявила девочка и постучала им по ноге. Потом – по скамейке. Потом – снова по ноге.

– Если ты будешь лупить веером по скамейке, то точно сломаешь!

– Не сломаю.

– Сломаешь!

– Нет, – разозлилась Маруся и со всей силы треснула веером по лавке. Лопнула леска, и деревянное опахало китайского производства рассыпалось.

– Я же говорила! – торжествующе прошипела Тамара.

Машка растерянно крутила в руках то, что пару секунд назад называлось веером, и лихорадочно соображала, как достойно выйти из создавшейся ситуации. Соломоново решение родилось само собой:

– Ничего страшного. Поправимо. Сделай, пожалуйста.

– Ты ломала, ты и делай! – отодвинулась Тамара на другой конец скамьи.

– У меня не получается!

– У меня тоже.

– Да ты даже не попробовала! – возмутилась Маруся.

– Ты тоже.

– Да это бесполезно потому что! Я никогда его не соберу!

– Не исключено.

– Тогда зачем?

– Что «зачем»?

– Собирать зачем?

– Чтобы был. Ты же его себе купила. Веер, Машка, вещь не просто красивая, но и полезная.

– Но ведь ты сама говорила, что без него вполне можно обойтись? – в очередной раз застигла родительницу врасплох Маруся.

– Я тебе завидовала, – призналась Тамара.

– Ты-ы-ы-ы? – не поверила девочка.

– Я. Поэтому и говорила.

– Ну да… – немного подумав, согласилась Машка. – Правда ведь красивая вещь. И полезная…

– Да уж точно! – поддержала ее мать. – Сиди обмахивайся, вместо того чтобы пот с лица слизывать.

– Или грязным платком вытирать, – брезгливо подхватила девочка.

– В общем, Машуля, раз веер тебе не нужен, подари его мне.

– Он же сломанный!

– Ну для себя-то я его отремонтирую, – пообещала Тамара и картинно смахнула пот со лба.

– А для меня? – на всякий случай поинтересовалась Маруся.