Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А для тебя, извини, не буду. Потому что завидно. Вот если бы ты мне его отдала-а-а…
– Да я и сама могу его починить, – неожиданно быстро пошла на попятную Машка.
– Не уверена… – процедила Тамара и подняла голову, старательно задраив веками глаза, дабы не слепило.
Воспользовавшись моментом, девочка просканировала вокруг себя обезлюдевшее пространство и пришла к неутешительному выводу о том, что помощи ждать не от кого. Кроме двух развалившихся под сенью эвкалиптов псов, рядом не было ни одной живой души. Маруся размышляла о перспективах предстоящего ремонта и медлила: то ли отдать матери веер, то ли нет. Дабы ускорить процесс принятия решения, Маруся отделила от себя «яблоко раздора» и отошла. Потом вернулась обратно к скамейке. Потом старательно разложила перепончатые пластинки так, что веер обрел былую цельность и расцвел восточным орнаментом. Села рядом. Выдержала пару секунд. Выбрала другое положение – «вид сверху». Полюбовалась еще немного. А потом – увидела соперницу, уверенно бросившуюся к расписному чуду, как будто только ее здесь и ждали. Не медля, Маруся прыгнула на скамейку и ловко щелкнула веером перед чужим носом:
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали! – надменно изрекла Машка и придвинулась к матери, всем своим видом демонстрируя непонятно откуда взявшейся девочке свое удвоенное право на веер, на лавку, на эту женщину с задранным носом и даже на двух плешивых барбосов. – Как ты думаешь? – великосветски обратилась она к матери и переложила веер той на колени – на всякий случай.
– О чем?
– Можно ли заменить леску ниткой?
– Можно. Но это ненадолго.
– А если прочной?
– Шелковой… – подсказала Тамара.
– Шелковой? – уточнила Маруся.
– Шелковой можно.
– Тогда дай мне шелковую нитку!
– А почему ты не просишь у меня тонкую леску?
– А у тебя есть? – не поверила девочка.
– Конечно. Я ж всегда с собой беру моток бельевой веревки, пару катушек лески, лыжи, коньки, санки, домкрат, стиральную машину, палатку…
– Могла бы просто сказать: «Маша, у меня нет шелковых ниток».
– Маша, у меня нет шелковых ниток.
– А какие у тебя есть?
– Обыкновенные. Хэбэшные.
– Тогда дай мне хэбэшные!
– Пожалуйста.
– Пожалуйста.
Тамара протянула дочери ключ, и та, не глядя на расположившуюся рядом девочку, степенно направилась к пансионату.
– Ушла, – объявила маленькая и беленькая.
– Ушла, – согласилась с ней женщина и уставилась на дремлющих псов.
– Лежат…
– Лежат, – снова признала правоту собеседницы Тамара.
– Жарко…
– Жарко.
– Это твоя девочка была?
– Моя…
Маленькая и беленькая посмотрела на Мальцеву с недоумением. Обычно взрослые не скупились на вопросы и задавали их, даже не слушая ответа: «Как тебя зовут? А маму? А папу? А сколько тебе лет? А у тебя есть братик, сестричка, бабушка, дедушка, тетя, дядя, собачка, кошечка? А кого ты больше любишь? Маму-папу-бабушку-дедушку-сестричку-братика-тетю-дядю-собачку-кошечку?»
– Оля? – вопросительно уточнила Тамарина собеседница.
– Кто?
– Ты. Ты – О-ля?
– Нет. Я не Оля. Я – Тамара.
– А девочка? О-ля?
– А девочка – Маруся. А ты? О-ля?
– Оля, – согласилась маленькая и беленькая и задумчиво поковыряла болячку на коленке. – Вот, – показала она Тамаре внушительную по размерам ссадину.
– Ничего себе! – присвистнула Мальцева. – Больно?
– Оле больно. Но Оля не плачет. Наша Оля смелая.
– Еще какая смелая! – подтвердила женщина. – Еще какая!
– Ли-и-иза! – донеслось откуда-то сверху.
Маленькая и беленькая недовольно поморщилась.
– Она придет?
– Маруся? – на всякий случай уточнила Мальцева, подразумевая, насколько широким может быть понимание этого «она».
– Твоя девочка. – Оля никак не хотела называть Тамарину дочь по имени.
– Придет.
– Скоро? – маленькая и беленькая строго посмотрела на собеседницу.
– Не знаю.
– Ли-и-иза! – снова раздалось в поднебесье и пролетело мимо мило беседующих на пансионатской лавочке особей, растворившись в полуденном мареве смотровой площадки. Одуревшие от жары барбосы, привычно реагируя на человеческий голос, навострили уши и тут же бессильно уронили их.
– Ли-и-иза!
Маленькая и беленькая забралась на лавку с ногами, обняла свои острые коленки и уставилась в одну точку.
– Же-е-енщина! – послышалось следом, отчего Мальцева оглянулась по сторонам, пытаясь обнаружить ту, которой это адресовалось. В поле зрения Тамары обозначилось несколько объектов, имевших отношение к женскому роду: она сама, маленькая-беленькая и, возможно, дремлющие в тени эвкалиптов представители местной фауны, по мордам которых пол не определялся.
– Же-е-ен-щи-на! – крик обрел материальный статус и вонзился Тамаре прямо в затылок. Мальцева вскочила и обнаружила громкоговоритель в одном из окон второго этажа.
– Вы меня?! – жестом уточнила Мальцева, постукивая ладонью по собственной груди.
– Вы-вы! – рявкнул громкоговоритель. – Там около вас девочка. Лиза. Не отпускайте ее, пожалуйста, я сейчас спущусь.
Тамара с готовностью кивнула головой и рухнула на скамейку рядом с охраняемым объектом.
– Это твоя мама?
Маленькая-беленькая виновато замотала головой.
– Она зовет тебя Лизой?
Девочка кивнула.
– А ты на самом деле Оля, – уверенно произнесла Мальцева.
Лиза снова кивнула.
– А маме нравится, что ты Лиза, и она не хочет называть тебя Олей. Правильно?
Девочка благодарно заморгала.
– Тогда ты будь Оля, а притворись, что Лиза. Взрослые они же ничего в именах не понимают. Меня вот, например, назвали Тамарой, а знаешь, как мне хотелось быть Олей?
– Тогда давай я буду звать тебя Олей, – предложила маленькая-беленькая.
– Нет. Уже нельзя. Ты же Оля. А я уже привыкла, что все меня называют Тамара. Я буду все время путаться и потеряюсь. Давай лучше тебя, когда никого нет, я буду называть Оля.
– Да, – заговорщицким тоном произнесла Оля-Лиза и важно вытянула губы трубочкой.
Именно это ни с чем не сравнимое выражение легкой таинственности обнаружила на лице дочери представшая перед Тамарой особа со второго этажа.