ползают отвратительные коричневые существа. Пойдем же, я провожу тебя до дивана, и мы узнаем, что находится в книжном шкафу.

Раскрыв дверцу верхней части шкафа, едва державшуюся на петлях, Розамонда обнаружила только пустоту. На каждой полке было одинаковое количество пыли и грязи, никакого следа книг и ни одного клочка бумаги.

Нижняя часть книжного шкафа была разделена на три отделения. В замке одного из них оставался ржавый ключ. Розамонда с некоторым трудом провернула его и заглянула внутрь: колода игральных карт, коричневых от грязи, рваный кусок ткани, сломанный штопор, лебедка от удочки, несколько обрубков табачных трубок, несколько старых бутылочек из-под лекарств и песенник со следами собачьих зубов. Вот и все, что она нашла. Описав мужу каждый предмет, Розамонда перешла ко второму отделению, дверца которого была не заперта. Внутри обнаружилось нескольких кусков почерневшей шерсти и футляр от ювелирного украшения.

Третья дверца оказалась заперта, но к ней подошел ключ от первой. Тут лежала только одна вещь – небольшой деревянный ящик, обвязанный лентой, оба конца которой были скреплены печатью. Розамонда описала шкатулку мужу и спросила его, имеет ли она право, по его мнению, сломать печать.

– Посмотри, нет ли какой надписи на крышке? – предложил он.

Розамонда поднесла ящик к окну, сдула с него пыль и на куске пергамента, приклеенного к крышке, прочла: «Бумаги. Джон Артур Тревертон. 1760».

– Думаю, ты имеешь право открыть эту шкатулку, – решил Леонард. – Если бы эти бумаги были важны, то едва ли ваш отец оставил бы их в старом шкафу.

Розамонда сломала печать, потом, не раскрывая ящика, посмотрела с нерешительным видом на мужа и сказала:

– Мне кажется, что это пустая трата времени. Как коробка, которую не открывали с тысяча семьсот шестидесятого года, может помочь нам раскрыть тайну миссис Джазеф и Миртовой комнаты?

– Но точно ли ее не раскрывали с тех пор? – заметил Леонард. – Не могли ли ее запечатать гораздо позже 1760 года? Посмотри, нет ли какой-нибудь надписи на ленте или какого-нибудь знака на печати?

– На печати ничего нет, кроме цветка, похожего на незабудку. На ленте я не вижу даже следа чернил… Кто угодно мог открывать эту шкатулку, потому что замок не удерживает крышку – дерево настолько прогнило, что выпала скоба.

Шкатулка оказалась полна бумаг. На верхней пачке было написано: «Расходы на выборы. Я победил с перевесом в четыре голоса. Цена – пятьдесят фунтов за каждый. Дж. А. Тревертон». На следующей пачке никаких пометок не было. Розамонда прочла на первой странице: «Ода на день рождения, адресованная Меценату нового времени в его поэтическом уединении в Портдженне». Дальше шли перевязанные бечевкой старые счета, записки, пригласительные билеты, рецепты и листки из букмекерских контор. На дне шкатулки лежал тонкий лист бумаги, видимая сторона которого была совершенно пустой. Розамонда взяла его и рассмотрела несколько букв и чернильных линий, пересекающих друг друга в разных направлениях. Она описала мужу все найденные бумаги и их содержание, и он объяснил ей, что эти линии и буквы представляли собой какую-то математическую задачу.

– Книжный шкаф нам ничем не помог, – сказала Розамонда, укладывая бумаги обратно в шкатулку. – Что ж, приступим к письменному столу, стоящему у камина?

– Как он выглядит, Розамонда?

– У него два ряда ящиков с каждой стороны, и он очень старомодный. Столешница его наклоняется к низу, как у очень большого бюро.

– Может, она открывается?

Розамонда подошла к столу, осмотрела его и попробовала поднять столешницу.

– Она, должно быть, открывается, потому что я вижу замочную скважину. Но ключа нет. И все ящики тоже заперты. Хотя столешница, кажется, держится едва-едва, и кто-нибудь посильнее меня мог бы открыть ее, как я открыла шкатулку. Позволь мне подвести тебя к столу, дорогой: он может поддаться твоей силе, но не моей.

Она осторожно расположила руки Леонарда под выступ, образуемый крышкой. Он приложил все свои силы, чтобы поднять ее, но на этот раз дерево оказалось крепким и замок хорошо держался, так что все усилия Леонарда были напрасными.

– Не послать ли за рабочим? – спросила Розамонда с разочарованным видом.

– Если стол кажется тебе ценным, то вызови его, – ответил ее муж. – Если нет, то любой откроет и столешницу, и ящики при помощи отвертки и молотка.

– Если так, то жалко, что мы не захватили с собой инструменты. Ведь единственная ценность стола заключается в секретах, которые он может от нас скрывать. И я не успокоюсь, пока мы не узнаем, что он скрывает.

Проговорив это, Розамонда взяла мужа за руку и снова проводила его к дивану. Проходя мимо камина, Леонард почувствовал под ногами камень и инстинктивно протянул вперед руку. Пальцы его коснулись мраморной плиты с барельефом. Он остановился и спросил, что это.

– Это барельеф, – ответила Розамонда, – который я сначала не заметила. Он не очень большой и не особенно красивый, на мой вкус. Насколько я могу судить, тут изображено…

Леонард остановил ее:

– Позволь моим пальцам самим понять, что же на нем изображено.

Он провел краешками пальцев по барельефу – Розамонда с молчаливым любопытством следила за малейшими его движением, – подумал немного и сказал:

– Кажется, в правом углу фигура сидящего человека? А в левом углу скалы и деревья?

Жена нежно посмотрела на него и, тихо улыбнувшись, сказала:

– Бедный мой друг! Твой сидящий человек – миниатюрная копия со знаменитого изображения Ниобеи[5] с ребенком; твои скалы – это мраморные облака; твои деревья – стрелы, пущенные невидимым Юпитером или Аполлоном, или другим языческим богом. Ах, Ленни, Ленни! Ты не можешь доверяться своим прикосновения так, как доверяешься мне!

Тень досады пробежала по лицу Леонарда, но исчезла, как только Розамонда снова взяла его за руку. Он тихо привлек жену к себе, поцеловал в щеку и сказал:

– Да, твоя правда, Розамонда. Единственный друг, не изменяющий мне в моей слепоте, – это моя жена.

Заметив, что Леонард загрустил, и почувствовав, что он думает о тех днях, когда наслаждался благословением зрения, Розамонда усадил мужа на диван и вернулась к тайне Миртовой комнаты.

– Где мне искать дальше, дорогой? – спросила она. – Книжный шкаф мы уже осмотрели. С письменным столом придется подождать. – Она огляделась вокруг и пошла в сторону камина. – Ленни, кажется, я кое-что заметила.

Она подошла к нише за камином, симметричной той, в которой стоял стол. Там обнаружился узкий, шаткий столик из красного дерева – самый хлипкий, самый дешевый, самый неприметный предмет мебели во всей комнате. Розамонда презрительно вытолкнула его ногой на свет. Он со скрипом выкатился вперед на неуклюжих старомодных колесиках.

– Ленни, я нашла еще