– Конечно! Но я должен вас предупредить, что мой дом слишком прост для такого избалованного человека, как вы, привыкшего к роскоши и комфорту.

– Найдется у вас для меня кровать? Я могу спать и просто на тюфяке. Это путешествие деловое, а не для удовольствия.

– Если так, мы к вашим услугам.

– Когда мы едем? Я думаю, не отправиться ли нам завтра.

– Завтра? Хорошо. Позвольте только мне и моей жене отбыть на сутки раньше вас, чтобы распорядиться, как подобает хозяевам, и подготовиться к встрече.

– Соглашаюсь, но не делайте сумасбродств.

– О, будьте спокойны, любезный господин Эллио, — возразил Даниель, улыбаясь, — при всем желании сумасбродство невозможно в этом захолустье.

– Засвидетельствуйте мое глубочайшее уважение госпоже Метцер, — продолжал банкир, — и просите ее извинить меня за беспокойство.

Даниель проводил гостя до парадного, потом пошел к жене. Леонида, сидя у узкого окна, выходившего в мавританский двор, держала книгу в дрожащих руках, но не читала. Она была бледнее обычного и готова была, по-видимому, лишиться чувств.

– Что с вами? — грубо спросил Даниель.

– Я очень нездорова, — прошептала бедная женщина.

– Нездорова! Сейчас не время, готовьтесь к отъезду. Мы отправимся завтра на рассвете. Достаточно одного чемодана. Наше отсутствие продлится недолго. Вы не спрашиваете меня, куда мы едем?

– Для чего спрашивать? Здесь мы или в другом месте, не все ли равно?

– Как хотите. Помните, что сегодня не надо никого принимать. Если придет Жорж Прадель, пусть ему ответят, что меня нет дома. Я дам приказания мулатке.

Даниель ушел. Леонида, оставшись одна, закрыла лицо руками и заплакала. Бедная женщина уже знала, в чем дело. Она знала даже, что Ришар Эллио будет ее гостем в Буджареке. Банкир — с первого дня, как был ей представлен — внушал ей непреодолимый ужас. Узнав от служанки о его визите, она поняла, что сношения, которые она считала прерванными, возобновляются.

Ришар Эллио будет жить в ее доме целую неделю, будет сидеть за ее столом, будет иметь возможность видеть ее и говорить с ней ежечасно! Против нее составляли заговор. Она была в этом убеждена. Страшная и неизбежная опасность угрожала ей. Она чувствовала себя осужденной на погибель. Леонида ломала руки и шептала, рыдая:

– Я одна на свете! Никто меня не защитит! Праведный Боже, неужели ты не сжалишься надо мной? Человек, с которым ты соединил меня и который должен быть моей опорой, оказался самым опасным моим врагом. Боже мой! Господи Боже мой! Пошли мне спасителя! Если ты оставишь меня, Боже, я погибла!

В это время отворившаяся вдруг дверь заставила ее вздрогнуть. Она повернула голову и увидела на пороге улыбающуюся Долорес.

– Госпожа, — сказала мулатка, — хорошенький офицер, господин Жорж. Хозяин запретил мне его принимать, но офицерик такой миленький. Я не желала его огорчить. Господин Жорж в гостиной ждет. Ступайте к нему.

Бесспорно, мулатка чувствовала симпатию к Праделю. К тому же золотая монета, сунутая лейтенантом в руку Долорес, успокоила ее совесть, и молодой человек мог надеяться на продолжительный разговор с Леонидой наедине.

Мадам Метцер даже не думала отказываться от свидания, которого так горячо желал лейтенант. Появление Жоржа именно в ту минуту, когда она просила бога послать спасителя, показалось ей знамением свыше. «Нет, — думала она с суеверным восторгом, — нет, я не одна на свете! Этот человек, я это чувствую, друг искренний и честный, он жизнь отдаст за меня».

Леонида посмотрелась в зеркало и изумилась. Расстроенное выражение лица, распухшие и покрасневшие веки придавали ей больной вид. Она умылась, поправила волосы, потом снова посмотрела на себя.

– Меня нельзя узнать, — прошептала она. — Что за красота, уничтожаемая одним лишь часом страдания!

Она вышла в гостиную. Мулатка принесла туда лампу и зажгла две свечи. Жорж ожидал появления госпожи Метцер с невыразимым трепетом, устремив глаза на дверь, в которую она должна была войти. Дверь тихо отворилась. Появилась Леонида и секунды две стояла на пороге. Выражение горестного удивления появилось на лице лейтенанта.

– Ради бога, что с вами? — вскрикнул Жорж. — Или у вас какое-то страшное горе, или вы опасаетесь большого несчастья. Что происходит? Доверьтесь мне как брату. Скажите мне все!

Леонида хотела ответить, но ей недостало сил. Натянутые нервы не выдержали, судорожные рыдания заглушили ее слова, слезы оросили мертвенно бледные щеки. Она едва держалась на ногах. Лейтенант в испуге подхватил ее и тихо отнес в кресло. Сам он стал на колени перед ней и продолжал умоляющим голосом:

– Сжальтесь надо мной! Видеть, как вы страдаете, выше моих сил! Какое бы горе ни постигло вас, какое бы несчастье ни угрожало вам, я желаю знать!

Через несколько минут госпожа Метцер ответила едва слышно:

– Да, вы мне друг, я это знаю. Вы моя единственная надежда, и я не хочу ничего от вас скрывать. Выслушайте меня. Мне кажется, что я схожу с ума. Поймите меня, мы едем завтра.

– Вы едете! — воскликнул лейтенант. — Ваш муж увозит вас?

– Да.

– Куда он вас увозит?

– В поместье возле Блида, которое принадлежит мне.

– Почему вы этого так страшитесь?

– Потому что в Буджареке мы будем не одни. Муж ждет гостя. Это человек, которого я презираю, ненавижу, чей взгляд заставляет меня дрожать от отвращения.

– Ришар Эллио! — вскрикнул офицер.

– Да, Ришар Эллио.

– Когда вы уезжаете? — продолжал лейтенант.

– Завтра на рассвете.

– Когда этот гнусный банкир должен к вами присоединиться?

– На другой день после нашего приезда.

– Успокойтесь. Между вами и опасностью будет стоять защитник.

– Вы?

– Я, и с Божьей помощью я исполню эту священную задачу. Я не отступлю ни перед чем. Если надо будет убить Ришара Эллио, я убью его!

Леонида вздрогнула:

– Кровь!

– Что за нужда! Всякое средство к спасению законно. Все позволительно для того чтобы не допустить гнусного и низкого преступления.

Госпожа Метцер задрожала.

– Но тогда, — молвила она, — вы навлечете опасность на себя! Я вам запрещаю! Бросьте меня, умоляю вас.

– К чему вы говорите мне это? — пылко ответил Жорж. — Вы знаете, что я не трус. Разве обязанность благородного человека, француза, солдата не предопределена? Сражаться за вас — для меня счастье и умереть — наслаждение! Я люблю вас!