Какие плачевные вести сообщил ты мне! Что за всеобщие пагубы! Несчастным должно помочь немедля и во что б ни стало. Я желаю, чтоб имя покойной моей дочери было связано с благодеянием для варшавских бедных, и велел Туркулу тебе о том донести.

Необходимо употребить все усилия, чтобы исправить как наискорее повреждения в крепостях и придумать как впредь предотвратить; ибо нельзя ручаться, чтоб не повторилось. Боюсь в особенности за цитадельскую оборонительную казарму, ибо всегда находил расположение ее опасным от обвалов крутости.

Нельзя быть довольно осторожну. Полагаю, что посадка сплошь доверху вернее всего. Глупый выбор варшавских каноников, верно, плод происков или страха. Должно ли нам согласиться, этот вопрос не умею я решить. Скверный дух должен быть, но уступать ему не должно, и не уступим.

Покуда покушение на короля Прусского, кажется, не плод какого-нибудь заговора или общества, но легко быть может, что есть последствие разврата мыслей, более и более обладающего умами, вследствие неслыханных мерзостей, ежедневно появляющихся везде.

В этом роде гаже les Mystе́res de Russie[205] ничего еще не читывал. Прочти. Войск здесь я почти не видал, ибо не мог отлучиться; надеюсь 7-го (19-го) и 8-го (20-го) чисел собраться с силами и увидеть хоть одно ученье и один маневр.

Мир французов с Мароком на время исправил отношения Франции с Англиею, удалив на время предлог к разрыву; но доверие друг к другу исчезло совершенно, и мир на волоске; первый предлог достаточен будет к войне. Вот плоды мнимой дружбы! Германия крепко больна; действия короля Прусского ее не излечат, и из всего этого выведем одно заключение, что нам должно быть готовыми.

Дабы же быть готовыми, надо довершить внутреннее устройство и бдительно подавлять всякие попытки, даже отдаленные, к ниспровержению законного порядка; с этими людьми милосердию нет места. Тяжелый сей год лишил меня на днях моего верного Бенкендорфа, которого службу и дружбу 19 лет безотлучно при мне не забуду и не заменю; все о нем жалеют.

С большим удовольствием прочел я описание твоих смотров и маневров и весьма рад, что ты всеми тобой осмотренными войсками остался доволен. Должно всеми силами стараться поддерживать это состояние и в особенности утверждать нравственность войск, без которой, как оно красиво ни будет, не будет оно надежно; нельзя довольно за сим смотреть.

Дурной дух в Польше меня не пугает более прошедшего, ибо я столько же твердо устою в решимости ни на волос не отступать от принятых правил, и чем они будут хуже, тем я буду строже, и тем хуже для них. Но ежели мы подадим малейший вид послабления, от боязни du qu’en dirat-on?[206], то все решительно пропадет.

Потому ни в твоем, ни в моем характере бояться их; напротив, мы будем вместе служить опорой правому делу и надеждой для благомыслящих, сколько их ни мало. Впрочем, во всем буди воля Божия!

Осенью полагаю я ехать прямо в Киев смотреть 1-й корпус; но ежели б легче было собрать его в Елисаветград или Вознесенск по смене 4-м корпусом, то было б еще лучше; ибо я смотреть намерен там 2-й резервн. и сводн. кавал. корпуса, что составило б прекрасный сбор войск при сильной кавалерии и на весьма удобном месте; тогда бы 1-й корпус, после смотра около 15 сентября, мог бы прямо следовать на свои новые квартиры.

После этого смотра намерен я еще видеть флот Черноморский, а на обратном пути 1-й и 3-й резервн. кав. корпуса. Voilа ce que l’homme propose, Dieu disposera[207]; но я старею, и мне спешить надо смотреть все, что можно, доколь силы еще дозволяют. Здесь все тихо и хорошо.

Живем в уединении, что согласно с нашим душевным расположением. Смотрел вчера в Царском Селе образцовые войска и был ими весьма доволен. На днях видел здесь партию польских рекрутов; кроме непомерного числа брошенных дорогой больных, в одном здешнем лазарете из 360 человек оставлено 32 человека больных гнилыми горячками, из коих 9 трудных, а два бежали с одной дневки в Гатчине.

Навыворот, потом смотрел партию польских евреев; 150 человек как пошли из Варшавы, так и пришли, ни одного ни больного, ни беглого не имели с самого выступления, глядят весело, живо, здорово, словом, молодцами, тогда как те чуть живыми! Обрати на это внимание. По слухам, конвойные майоры крепко шалят; ежели изобличу, в три дуги согну мошенников, марающих мундир. Послал флиг. – адъют. строго исследовать.

Все касающееся расположения умов в царстве меня удивляет. Я это всегда предвидел и объявил вперед депутации, ежели припомнишь; не верив им никогда, не могу признавать себя обманутым. Но взираю на сие как новое не только право, но необходимость усугубить осторожности, строгой справедливости и приискания всех возможных мер, чтобы отнять все способы нам вредить.

Весьма важно то, что более и более революционный дух фанатизма мнимо католического ослепляет этих дураков до того, что они мне помогают наложить на них намордник. Этот намордник, который непременно на них наложу, есть присоединение духовной дирекции к Римско-католической коллегии здесь; я на это имею и власть, и силою заставлю себя слушать.

В другой раз тебе это объясню подробно, покуда о сем никому ни слова. Что же касается до теперешних открытий, желательно скорее кончить и сделать пример строгости.

Мнение твое насчет неисправимого сумасбродства поляков я разделяю в полной мере. Тогда, когда единство мер против их замыслов могло бы быть соблюдаемо не только у нас, но в Австрии и Пруссии, тогда можно было надеяться, что время излечило бы их от тщетных покушений и чрез сто лет могли бы они перерождаться; но когда, вместо того, видим мы совершенно противоположную систему с ними в Пруссии, а в Австрии все покоряется прегосподствованию католического фанатизма, пред которым все молчит, все уступает, тогда остается нам одна горькая юдоль – бороться и силой удерживать покой и покорность; тогда должно нам истреблять постоянно все, что нам вредно и опасно быть может, самая тяжелая и неприятная обязанность, но обязанность святая пред нашим Отечеством, драгоценной кровью два раза покорившим Польшу.

Не могу довольно повторить тебе, что при строжайшем правосудии надо непоколебимо идти вперед к цели: истреблять все способы нам вредить. Во главе всего враждебного нам ставлю духовенство и воспитание; первое должно сделать послушным вопреки всех препятствий, и я требую сего непременно и постоянно; второе начато, должно продолжать и все более утверждать на избранной стезе, и время увенчает наши труды.