– Еще что-нибудь?

– Нет…

Связь прервалась.

И почему он молчал, как рыба?

Он не располагал достаточным количеством фактов. Но в таких тонких делах, как это, фактов никогда не бывает достаточно.

Потому что даже сейчас он не мог поверить в то, что Чарди способен на такую изворотливость?

Возможно.

Потому что что-то было не так? Где-то в глубине души Ланахан был озадачен. Что-то было не так, а он понятия не имел, что с этим делать.

Чарди понимал, что не стоит этого делать, и все же не смог удержаться. Он был так близко, а Данциг благоразумно торчал в своем номере в «Рице», дрых на кремовых простынях. И он сказал Джоанне, что попытается. Таксист улыбнулся, когда он назвал Кембридж. И вот теперь, став на восемь долларов беднее, Чарди шагал по дорожке к громоздкому старому дому. Он позвонил у входа в подъезд, взлетел по темной лестнице, пронесся по коридору старинного дома, не заботясь о том, что безбожно топочет, и увидел, что дверь ее квартиры открыта.

– Ты все-таки пришел! – воскликнула она.

– Даже Данциг иногда спит. Завтра у него напряженный день. Вот он и улегся пораньше.

Он обнял ее, и они поцеловались на пороге.

– Я так рада.

– Господи, я страшно запыхался, Джоанна, я совсем старый. Только посмотрите на меня, я старик, такая пробежка мне уже не под силу.

Чарди вошел в квартиру.

Джоанна работала над текстом за пишущей машинкой, где были собраны книги и листы рукописи. Он подошел к холодильнику, вытащил банку пива и вскрыл ее. Жадно выпив половину, он оторвался от банки, чтобы скинуть пиджак и бросить его на диван.

– У тебя пистолет?

– Они хотят, чтобы он у меня был. Как ты, Джоанна? Я вижу, ты работала? Продвинулась вперед? Я хочу прочитать твою книгу. Уверен, она хороша. Вот увидишь, ты заработаешь не одну премию. Давай посидим и поболтаем, как будто мы уже пятнадцать лет женаты и успели надоесть друг другу хуже горькой редьки. Иди сюда, расскажи мне все. Все, что у тебя накопилось. Сегодня…

– Пол, этот пистолет действует мне на нервы.

Он вдруг понял, что она расстроена. Поначалу он не заметил этого: его переполняла радость от встречи с ней.

– Прости. Я не подумал, что он действует тебе на нервы. Давай я брошу его где-нибудь.

– Пол, я имею в виду не пистолет как таковой. Я не боюсь пистолетов. Пол, дело в этом пистолете. Он предназначен для того, чтобы застрелить его.

– Джоанна, это оружие, выданное на время операции по обеспечению безопасности, которую проводит управление. Они хотят, чтобы я носил его, они ждут, что я буду его носить. Вот и все. Ничего не изменилось.

– Пол. Ты собирался помочь. Ты сказал, что твоя верность принадлежит…

– Я участвую в охране. Они ожидают, что я буду носить пистолет. Они ожидают, что я защищу Данцига от Улу Бега. Если они поймут, что я не хочу этого делать, я стану для них бесполезен. От меня избавятся, и я ничего не смогу.

– Он вызывает у меня отвращение. Сними его… спрячь куда-нибудь. Я не желаю на него смотреть.

– Да, конечно.

Он выпутался из замысловатой портупеи, упряжи из резинок, ремней и кнопок, всей этой хитроумной снасти, окружающей и поддерживающей пистолет, и комком затолкал громоздкое снаряжение под пиджак.

– Так лучше?

– Да….

– Ведь нет. Я же вижу.

– Нет, не лучше.

– Прости. Что случилось?

– Все безнадежно, так ведь? Мы просто притворяемся? Дело зашло слишком далеко, мы ничего не можем сде…

– Нет. – Он подошел к ней и стиснул ее плечи. – Нет, у нас все получится. Просто нам необходимо, чтобы он сделал первый шаг. Мне нужна возможность достучаться до него. Если я смогу поговорить с ним, убедить его, объяснить все, тогда я смогу пойти к ним. Я смогу уговорить их помочь мне заключить соглашение. Я пойду к этому чертову Мелмену, я приползу к нему на брюхе, если это будет нужно.

– Пока что у нас еще ничего не получилось. Мы просто сидим сложа руки.

– Они считают, что он на Среднем Западе. По их мнению, кто-то украл у него деньги. Я уже неделю пытаюсь убедить их послать меня туда.

– Значит, они сжимают вокруг него кольцо, а мы сидим здесь сложа руки. Занимаемся говорильней.

– Я потороплю события, клянусь. Пойду к Мелмену в понедельник, как только мы вернемся. Расскажу ему все. Я… Я просто не могу предложить ничего другого, Джоанна. У меня нет ничего другого.

– Почему-то все идет не так. Они смыкают кольцо, ты торчишь с Джозефом Данцигом в тысяче миль отсюда, я сижу над книгой, которую никак не могу закончить, которая никак не пишется, и мы… от нас просто ничего не зависит. Ничего не получается.

– Джоанна, пожалуйста, не говори так. Все отлично получается. Я зарабатываю их симпатию, зарабатываю какое-то влияние. Ты просто ждешь. Они не поймают Улу Бега в Дейтоне. Он слишком умен. Черт побери, я сам его учил. С ним ничего не случится. Джоанна, я считаю, что в ближайший месяц он появится здесь. Я знаю, что он свяжется с тобой. Или с кем-нибудь, кто тебя знает. Он все тщательно обдумает, он будет очень осторожен. Джоанна, у нас все получится, клянусь, что получится.

– Прости, Пол. Сегодня я ходила к реке прогуляться. Из-за деревьев вылетел вертолет, из тех, что следят за обстановкой на дорогах. Он напугал меня – очень напугал. Я же говорила тебе, что немного психованная. О господи, Пол, мне порой бывает так страшно.

– Ясно, ясно, я понял. Я понял.

Но она уже плакала.

– Ты никогда не видел меня в таком состоянии, Пол. Но я, бывает, хандрю целыми днями.

– Джоанна, пожалуйста. Прошу тебя.

Он пытался успокоить ее.

– Мы ничего не делаем, – упорствовала она. – Мы просто сидим сложа руки. Все разваливается на части. Все без толку.

– Пожалуйста, не говори так. Толк есть. Мы справимся.

– Ох, Пол. С тех пор как я вернулась, я сама не своя. У меня внутри все темно.

– Джоанна, пожалуйста.

Его ужасало, что он никак не может достучаться до нее, что она замкнулась в себе.

– Послушай, – сказал он, – может, это тебя утешит. Думаю, завтра вечером мне удастся заскочить к тебе. Данциг дает какой-то прием кварталах в пяти отсюда, на Готорн-стрит. Приглашены его старые знакомые по факультету. Этот прием не отмечен ни в каких его маршрутах. Я думаю, что смогу улизнуть часиков в одиннадцать. Это тебя утешит? А в понедельник я пойду к Сэму. Черт, я дойду до самого директора центральной разведки! Я добьюсь, чтобы все изменилось. Добьюсь, чтобы все оружие было убрано. Мы придем к какому-то соглашению, клянусь.