– Ох, Пол.

Она все еще плакала.

– Это тебя утешит?

Она кивнула.

– Вот так, – сказал он. – Давай я обниму тебя. Ладно? Вот так. Мы справимся. Клянусь, что справимся.

Он ощутил тепло ее тела и подумал, что любит ее так сильно, что хочется умереть.

* * *

Она не знала точно, когда он ушел; она задремала, и он не стал ее будить. Когда она наконец проснулась, было около пяти; он укрыл ее одеялом.

Телевизор все еще работал, и она узнала фильм – «Светлое Рождество» с Бингом Кросби и Дэнни Кэйи. На экране бывшие солдаты встречались после разлуки в каком-то вермонтском отеле, принадлежащем генералу. И кому только взбрела в голову дурацкая идея показать это кино в Бостоне в разгар весны?

Но у Джоанны не было сил выключить телевизор. Она чувствовала себя совершенно разбитой, ее лихорадило. У нее не было желания даже шевелиться, и она снова усомнилась в своей силе, в своем рассудке. Она попыталась переключить внимание на «Светлое Рождество»: Дэнни Кэйи носился, как умалишенный, Бинг стоял столбом и пел. А это что за женщины? Розмари Клуни? Что случилось с Розмари Клуни? Вера-Эллен. А какая у Веры-Эллен фамилия? Эллен? Миссис Эллен?

Давным-давно Джоанна смотрела этот фильм на большом экране; теперь она это вспомнила. В кинотеатре работал кондиционер. Фильм был цветной. Она смотрела его со старшей сестрой Мириам, потом погибшей в автомобильной аварии, и братом Тимом, который стал адвокатом и жил теперь в Сент-Луисе. Это было сто лет назад, в другую эпоху, в допотопные пятидесятые.

Она помнила тот день с беспощадной четкостью и не испытывала желания что-то додумывать, создавать мифы. Мириам была очень хорошенькая и веселая, но бросила их, Джоанну с Тимом, одних, а сама улизнула куда-то с очередным дружком, с которым мама с папой запрещали ей встречаться. Мириам была плохая девчонка. Она была вертихвостка. С ней не было никакого сладу. На уме у нее были одни мальчишки. Вокруг нее постоянно вились тучи поклонников, мамина вечная головная боль. Она то и дело влипала в какие-то неприятности. Она была красивая, веселая и бедовая, и когда на первом курсе в колледже Вассар она разбилась в автомобиле вместе с каким-то футболистом из Йеля (он остался жив), никто не удивился. Джоанна помнила чью-то брошенную шепотком фразу, что Мириам якобы получила по заслугам. Она была плохой девчонкой. Она получила по заслугам.

Джоанна снова заплакала. Она оплакивала Мириам, о которой сознательно не вспоминала долгие годы. Бедная Мириам. Она была такая веселая и такая хорошенькая, а Джоанна поняла, что́ сказать тем, кто утверждал, будто ее сестра получила по заслугам, только когда ей было уже за двадцать. Надо было сказать им: катитесь к черту. Мириам заслуживала всего на свете. Она была веселая, красивая и хорошая. Мириам была хорошая. Самая лучшая.

«А я плохая, – подумала Джоанна. – Это я – плохая».

Она чуть пошевелилась, придавленная огромной усталостью. Там сидел Пол. Мужчина, которого она любит. Она готова была отдать ему всю себя. Ради него она согласилась бы на все, на все, что угодно. Она любила его бледное, не тронутое загаром тело, тело католика, чуть подернутое слоем жирка, под которым дремала огромная сила. Это было большое, нескладное, волосатое тело (у Пола волосы росли повсюду), израненное и покрытое шрамами тело. Но она любила его. Ему недоставало лоска, и она любила его и за это тоже.

Всю жизнь ее окружали лощеные мужчины, и теперь она их ненавидела. Умные, искушенные, ловкие, хитрые бестии. Интеллектуалы, гении, виртуозы. Большие ученые, хищные адвокаты, эгоистичные доктора. Ей осточертели лощеные, интересные мужчины, не ведающие, что такое мужество. Все беды мира происходили от лощеных, интересных мужчин, не ведающих, что такое мужество, и обожающих слушать самих себя. Все они были как дети. Это они были настоящими виновниками всех бед этого мира.

Джоанна протянула руку и коснулась смятой обивки в том месте, где он сидел. Тепло даже не угадывалось. Должно быть, он ушел уже давно. Ее пальцы погладили материал, она села, покачала головой и потянулась за мятым номером «Глоуб», который валялся на кофейном столике. Чарди даже задел его ногой. Она снова взяла газету в руки, как брала уже тысячу раз, и раскрыла на странице городских новостей.

«ОГОНЬ УНИЧТОЖИЛ РЕСТОРАН БЛИЖНЕВОСТОЧНОЙ КУХНИ»

В заметке будничным тоном ежедневной прессы повествовалось о том, что причиной пожара на Шомут-авеню, в котором дотла сгорел ресторан «Багдад», полиция считает поджог.

«В полдень второго дня после пожара вы встретитесь с ним напротив ресторана», – было сказано ей.

Подобная договоренность именовалась техническим термином «контакт вслепую», и это был самый надежный, самый верный метод: не нужно было ни телефонного звонка, ни ящиков для невостребованных писем, никаких сообщений по почте, вообще ничего. Предназначался он для действий на вражеской территории.

Завтра, завтра в полдень. Она встретится с Улу Бегом. Здесь, в Бостоне, за десять тысяч миль от гор. И в тот же вечер Джозеф Данциг окажется всего в пяти кварталах отсюда и без охраны.

Только что она выманила оттуда Чарди. Сделала половину невозможного. Если теперь ей удастся протащить туда Улу Бега, она сделает вторую половину.

* * *

Она стала совсем не такой, какой он ее помнил: тогда она была юной и крепкой, живой, сильной и деятельной, частью Джарди, но в очень многом ничьей частью.

Сейчас, в автомобиле, рядом с ним сидела издерганная, полноватая, бледная женщина с пересохшими губами.

– Твое путешествие… было опасно? – спросила она.

– Кто-то украл у меня деньги.

– И несмотря на это, ты добрался сюда намного быстрее.

– Меня привезла одна замечательная женщина. Замечательная черная женщина.

– На границе произошла стычка.

– Что? А, да.

– Они знают, что ты здесь. И догадались зачем.

Они ехали по залитым ярким солнцем нарядным бостонским улицам. Здесь все было сделано из дерева. Так много дерева, дерево в изобилии. Дерево и автомобили. Америка.

– Как? – спросил он наконец.

– По пулям от твоего пистолета. Они проследили их связь с событиями семьдесят пятого года.

Он кивнул. Ну конечно.

– Надо было тебе взять другой пистолет.

Да, надо было. Но они ведь настояли на этом, разве не так? Только этот пистолет, и никакой другой. Это они дали ему этот пистолет. Его пистолет.

– Не важно, – сказала она. – Они убеждены, что ты до сих пор в Огайо. Там они тебя и разыскивают. Нам представился немыслимый шанс. Другого такого же у нас никогда не будет. Ты сказал бы, что так предначертано свыше.

Она рассказала ему о Данциге и о приеме, который должен был состояться вечером, сегодня вечером. Она рассказала ему, как легкомысленно они будут настроены, поскольку прием закрытый, для своих. Она рассказала ему, как раздобыла университетский телефонный справочник для внутреннего пользования и отыскала в нем адрес одного из бывших факультетских коллег Данцига, который жил на Готорн-стрит. Сегодня вечером она может отвезти его туда и показать дом. Она рассказала ему, что единственного человека, который может узнать его, там не будет.