от смешанных браков, а также неевреи, принявшие иудаизм в других странах и не по ортодоксальному обряду. В один прекрасный день им — или их детям — придется столкнуться с серьезными проблемами личного характера, ввиду как наличия непоколебимой раввинской монополии на процедуры брака и развода, так и неспособности правительства нарушить эту монополию — за счет преодоления статус-кво.

Стремление к гибкости внутри ортодоксальной общины

По окончании дела Шалита правительство пошло на серьезные уступки религиозному лагерю, после чего возмущение общественности фактически вышло из-под контроля. Самую широкую поддержку получило открытое письмо премьер-министру Голде Меир, написанное Хананом Франком, который репатриировался в Израиль из Нидерландов в 1968 г. с матерью-голландкой и отцом-евреем. Ханан во время армейской службы подорвался на египетской мине и потерял обе ноги. В своем письме он спрашивал, может ли он теперь, после внесения последних поправок в законодательство, считаться евреем по национальности? Он сам был человеком религиозным, но ведь его могут и не считать евреем, до тех пор пока его мать не пройдет ортодоксальный гиюр в Израиле — а она решительно отказывалась делать это. На протяжении многих лет ортодоксальные раввины делали все от них зависящее, чтобы как можно более затруднить эту процедуру для неевреек. В массе своей женщины, приложив немало усилий, получали отказ; зачастую такой отказ был обусловлен самыми простыми и очевидными причинами — например, женщины, будучи членами кибуца, тем самым не были связаны с Национальной религиозной партией. Сторонники светского образа жизни задавались вопросом: как долго эти средневековые пережитки будут парализовать жизнь свободного в целом общества.

К началу 1970-х гг. появились некоторые признаки того, что раввинат стал чинить меньше препятствий, пусть даже исключительно по той причине, что громче стали звучать публичные протесты, а кнесет объявил о намерении положить конец монополии ортодоксов в сфере брака и развода. В марте 1971 г. раввинский совет, под председательством верховного ашкеназского раввина Унтермана[137], принял решение пойти на некоторые уступки по вопросу гиюра — был отменен одногодичный период ожидания для репатриантов, прибывающих из стран Восточной Европы, так называемая “проверка намерений”, в силу чего процесс прохождения гиюра теперь должен был занимать меньше времени. Однако и недовольство общественности, и предвестия перемен достигли, в известном смысле, кульминации после очередного судебного процесса — но уже не в светском, а в раввинат-ском суде. Суть конфликта заключалась в том, что брат и сестра, Ханох и Мирьям Лангер, оказались не в состоянии заключить браки с выбранными ими партнерами. Их мать вышла замуж (несколько десятилетий тому назад) за поляка, нееврея, Аврагама Борковского, который прошел гиюр перед вступлением в брак. Потом, после 1948 г., она полюбила еврея по фамилии Лангер и уехала с ним в Израиль, где родила от него двоих детей, Хано-ха и Мирьям. Только после этого она формально развелась с Борковским в раввинатском суде Израиля. Когда дети стали взрослыми, они не смогли вступить в брак, потому что раввинатский суд Петах-Тиквы признал их мамзерами[138].

Слово мамзер ни в коей мере не является синонимом слова “незаконнорожденный”. Незаконнорожденный — это ребенок, рожденный вне брака, и с его статусом, согласно религиозному закону, сопряжены лишь незначительные проблемы юридического и морального характера. Мамзер же, согласно Галахе, это ребенок, рожденный замужней женщиной-еврейкой от человека, который не является ее мужем (или рожденный во втором браке с евреем, если первый брак не был расторгнут по обряду, предписанному Галахои). Строго говоря, ограничения, налагаемые намамзера согласно ортодоксальному закону, существуют лишь в сфере брака. Но в случае семьи Лангеров сложилась очень болезненная ситуация. Для молодых людей вряд ли мог служить утешением “совет”, даваемый им в раввинатском суде Петах-Тиквы: выбрать себе потенциального брачного партнера также из числа мам-зеров. Иерусалимский раввинатский суд также не был склонен рассматривать их дела. Верховный сефардский раввин Ицхак Нисим[139], в принципе, был готов принять дела к рассмотрению, но его добрые намерения столкнулись с противодействием верховного ашкеназского раввина Унтермана.

Доведенные до крайности, но ободренные обещанием поддержки ряда членов кнесета от Партии труда и Либеральной партии — которые планировали ввести в Израиле законодательство о светских браках, — Ханох и Мирьям Лангер, вместе со своими невестой и женихом, а также адвокатами были приняты 19 августа 1971 г. премьер-министром Голдой Меир. Они обратились к ней с просьбой ходатайствовать перед Верховным раввинатом о назначении религиозного суда, который мог бы заново рассмотреть их дела. Голда Меир дала им понять, что если они готовы проявить терпение и не поднимать религиозный вопрос в кнесете, то их проблема в скором времени будет разрешена — она, несомненно, намекала на предстоящие выборы нового верховного раввината. Выборы были назначены на следующий год и, как предполагалось, должны были принести большие перемены. Брат и сестра согласились подождать еще некоторое время. Между тем их дела находились в подвешенном состоянии, погрязнув в формальностях и юридических тонкостях, тогда как в прессе и в ходе публичных дебатов постоянно высказывалась мысль, что ситуация может разрешиться лишь в том случае, если кнесет примет закон, отменяющий юрисдикцию раввината в делах, связанных с гражданским состоянием. В противном случае, как подчеркивалось, архаичная религиозная приверженность букве закона может привести к созданию в Израиле касты “неприкасаемых”.

Осенью 1972 г. состоялись выборы раввината. Унтерман, которому исполнилось уже 87 лет, снова принял в них участие, возглавив блок противостоящих “либеральной угрозе”, исходящей от его основного соперника на пост ашкеназского верховного раввина Шломо Горена[140]. Было известно, что рабби Горена поддерживает группа умеренных представителей Национальной религиозной партии, которые считали его человеком, способным осуществить необходимые реформы и ослабить накал культуркампфа, прежде чем ситуация окончательно выйдет из-под контроля. Рабби Горен был именно тем, на кого можно было возлагать такие надежды. На протяжении почти двух десятилетий он занимал пост главного армейского раввина и пользовался равным уважением среди как светских, так и религиозных израильтян благодаря своей терпимости и гибкости. Выйдя в отставку, рабби Горен (не без авторитетной поддержки Моше Даяна) был избран главным ашкеназским раввином Тель-Авива и на этом посту продолжил свою либеральную политику. В частности, при нем значительно ускорилось прохождение гиюра. Год спустя (опять же при поддержке Моше Даяна) рабби Горен объявил о своем намерении баллотироваться на пост ашкеназского верховного раввина Израиля. Ни для кого не было секретом, что он требовал от своих последователей поддержки его всем известного намерения решить дело Лангеров справедливым и гуманным образом.

Рабби Горен был избран на этот пост и таким образом стал исполнять обязанности председателя Верховного раввинатского суда. В то же время на пост сефардского верховного