раввина Израиля был избран Йосеф Овадья[141], убежденный традиционалист, и Горен не сомневался, что Ова-дья (также будучи по должности председателем Верховного раввинатского суда) способен только затруднить решение дела Лангеров. Ситуация требовала оперативных, чисто военных, действий. Нанося упреждающий удар, Горен собрал девять судей Тель-Авивского окружного раввинского суда и начал слушание дела Лангеров. Овадья ничего не знал о происходящем и потому не присутствовал на заседании, которое длилось менее часа. Суд вынес решение, согласно которому обращение в иудаизм Борковского, первого мужа г-жи Лангер, было “сомнительным”. Борковский, как прокомментировал Горен, не воспринимал ритуал всерьез и не мог прочесть даже основные молитвы на иврите. Таким образом, первый брак г-жи Лангер не был действительным с галахической точки зрения; следовательно, ее дети, рожденные в Израиле, не являются мамзерами. Огласив решение суда, рабби Горен в тот же день, оперативно, в лучших традициях Армии обороны Израиля, сочетал браком Ханоха и Мирьям с их невестой и женихом. На свадебной церемонии присутствовал лично Моше Даян. На следующий день в Иерусалиме партия Независимых либералов временно приостановила свои действия, направленные на ускорение голосования по вопросу о гражданских браках. Это было сделано как бы в качестве компенсации, в рамках негласного соглашения, по которому теперь, при Горене, многочисленные, до тех пор не решенные дела, связанные с галахическим законодательством, должны были рассматриваться более оперативно и беспристрастно.

Обозначились и другие, пусть даже слабые, признаки перемен к лучшему. Некоторые умеренные члены Национальной религиозной партии, принадлежащие к фракции Поалей Мизрахи, дали понять, что готовы отойти от политики раввината и даже подвергнуть ее открытой критике. Еще в 1920 г., в Иерусалиме, они стали организаторами придерживающегося халуциан-ских идеалов молодежного движения Бней Акива, а впоследствии также и Религиозного кибуцного движения. Общая атмосфера в этих религиозных кибуцах, равно как и располагающие манеры их членов, свидетельствовали о либеральном образе мышления. Хотя их члены и воспринимали безоговорочно официальные заявления раввината, непосредственно связанные с галахическим законодательством, тем не менее они не подчинялись запрету раввината относительно воинской службы женщин. Нередки бывали случаи, когда по отдельным вопросам галахического законодательства они не придерживались позиции Верховного раввината, а обращались к другим раввинам, известным широтой взглядов. Это, возможно, и был один из путей к примирению ортодоксов и светского населения.

В рядах ортодоксов раздавались и другие голоса, призывавшие к еще более решительному разрыву с устаревшими традициями, вплоть до полного или частичного отделения религии от государства. Среди высказывавших такие идеи был Пинхас Розенблат, возглавлявший религиозное образование в известной сельскохозяйственной школе Микве Исраэль. Розенблат призывал лидеров ортодоксального движения к более активным контактам и диалогу с членами общины, убедительно рекомендуя им разъяснять положительные аспекты религиозности, а не ограничиваться формулированием совокупности запретов. В 1966 г. профессор Еврейского университета в Иерусалиме Эфраим-Элимелех Урбах[142], ортодоксальный еврей, основал “Движение за иудаизм Торы”, сформулировав его задачу как безусловное отделение религии от политики, что должно было способствовать установлению тесных связей между Галахой и современной жизнью. Трудно назвать более решительного критика ортодоксального истеблишмента, чем д-р Иешаягу Лейбович[143], острый на язык профессор химии Еврейского университета в Иерусалиме. Соблюдая самым строжайшим образом все предписания Галахи, Лейбович при этом жестко и беспощадно критиковал раввинскую верхушку страны за ее воинственную нетерпимость и ксенофобию. Его выступления за отделение религии от государства по страстной убежденности и накалу превосходили публицистические выступления активистов партии Мапам.

Однако следует разочаровать тех, кто захотел бы расценить проявления умеренности и терпимости в лагере ортодоксов как ростки либерального иудаизма. Урбах, Лейбович, Розенблат, лидеры Религиозного кибуцного движения — все они неуклонно придерживались мнения, что человек не вправе изменять написанное Богом, разве что в рамках процедуры, заповеданной в боговдохновенных текстах. По их мнению, либеральный или консервативный иудаизм был хуже атеизма, поскольку таким образом “освящались человеческие заблуждения”. Нельзя в этой связи не заметить, что даже рабби Горен, гневно осуждаемый и проклинаемый ультраортодоксами за роль, которую он сыграл в деле Лангеров, неоднократно предпринимал попытки примириться с правым лагерем и выступал как активный сторонник строгого соблюдения галахических законов при рассмотрении вопроса “Кого считать евреем?”.

В поисках духовных альтернатив

При всем своем разочаровании в политизированной ортодоксии, немногие израильтяне питали иллюзии относительно того, что религиозные движения, заимствованные за рубежом, способны предоставить разумную альтернативу духовной пище, предлагаемой раввинатом. Американские ортодоксы не были заинтересованы в том, чтобы изменить статус-кво в Израиле. Американский реформистский и консервативный иудаизм вел нелегкую, но практически безнадежную войну, пытаясь завоевать позиции в Израиле. Правда, филиал “Хибру Юнион Колледж” в Иерусалиме организовывал службу по реформистскому обряду в субботу и по утрам в праздничные дни. Аналогичным образом Всемирный союз прогрессивного иудаизма создал десяток реформистских групп в Иерусалиме, Тель-Авиве, Хайфе и еще в ряде городов, и в каждом городе имелся американский раввин на жалованье. Представители консервативного иудаизма основали три синагоги, Библиотеку и Институт Шокена[144] и общежитие для студентов-консерваторов в Еврейском университете в Иерусалиме, а также посылали молодых раввинов помогать персоналу Мосад Агава, молодежной деревни возле Хайфы, где жили дети с отклонениями в развитии. Как консервативное, так и реформистское движение оказывало содействие средним школам, детским приютам, организовывало ознакомительные поездки, а иногда и конференции для взрослых и для детей в различных частях Израиля. Для того чтобы предупредить критические замечания со стороны израильского религиозного истеблишмента, как реформисты, так и консерваторы утверждали, что в их намерения входит лишь адаптация своих движений в Израиле, а отнюдь не их полномасштабный перенос на израильскую почву.

Но каковы бы ни были их заверения, и реформисты, и консерваторы по сути дела пытались утвердить свое “присутствие” — хотя эти попытки и были обречены на неудачу с самого начала. Их учреждения и их деятельность носили по большей части чисто символический характер, а управление этой деятельностью осуществлялось из-за рубежа. Собственно говоря, их неудачи заключались не в том, что им не удавалось получить официальное разрешение на проведение брачных и похоронных церемоний, но в том, что они были неспособны добиться популярности неформальным образом. Правда, нельзя не признать того обстоятельства, что широкое влияние ортодоксов обеспечивалось также и финансовой поддержкой из государственных источников. Как бы то ни было, израильские ортодоксы продемонстрировали твердость своих намерений защитить и сохранить от посторонних нападок созданную ими нишу. А прочим израильтянам, не принадлежавшим к миру ортодоксов, подобного рода институты и организации просто не требовались. Мало кто из них вообще проявлял интерес к посещению синагоги, вне зависимости от ее принадлежности к тому или иному течению. Американские