Пока Данзар возился в комнате с телевизором, Костя дожаривал свиные отбивные, затем вытащил из морозилки заледеневшую бутылку водки, и оба устроились на диване с тарелками.

– Ваше полное имя, возраст и род занятий.

– Стариков Евгений Александрович, пятьдесят один год, генеральный директор ЗАО «Антей».

– Чем занимается ЗАО «Антей»?

– Оказанием услуг.

– Какого рода?

– Разного…

– Включая заказные убийства и нелегальную торговлю оружием?

Молчание.

– Отвечайте.

– Да.

С первых минут «фильма» Костя забыл о еде, лишь Данзар уплетал – он-то уже все видел.

В кадре были двое, но разглядеть удавалось лишь одного, сидящего за столом. Из-за квадратной челюсти и бритой головы Стариков выглядел грозно, хотя сейчас вид его был понурым. Помещение напоминало одну из комнат московского горкома: подобные старые черно-белые фотографии Куполов на стенах регулярно встречались именно там. Задающего вопросы камера не снимала, доносился лишь его голос.

– Данзар, что это?

– Допрос Ордена. Да ты смотри, сам все поймешь.

Допрос тем временем продолжался:

– Зачем вы приходили к Степану Борецкому?

– У меня есть сын, Генка, ему четырнадцать. В прошлом году он, ё-мое, вспомнил предыдущую жизнь, и та была не сахар. Парень мучился этими воспоминаниями, и я решил: надо что-то сделать. Так и до дурки недалеко, ё-мое. Навел справки через своих ребят… говорили, что этот Степан реально помогает. Только цену ломит нещадно. Ну ладно, бабки у меня есть, не вопрос. Я только его сразу предупредил: если Генке не поможет – из-под земли достану и три шкуры сдеру. Тот клялся, что сбоев ни разу не было.

– Когда сын был у Борецкого на приеме?

– Пятого января.

– Он забыл прошлую жизнь?

– Начисто! Я все ждал подвоха, я давно в нелегальном бизнесе, ё-мое, знаю: чтобы все прошло чисто, нужно хорошо знать всех участников сделки или их поручителей, а этого Борецкого видел впервые. Но Генка вообще все забыл. Прискакал ко мне радостный. Пап, говорит, а расскажи, кем я был раньше?

Костя судорожно, залпом, выпил водки. Мясо в горло не лезло, и он отдал свой кусок другу. Снова вспомнилась девочка в шапочке с помпоном. Она догадалась до потери памяти о прошлой жизни записать все, что помнила. Костя понимал, почему сын бандита не сделал ничего подобного. Если отец умный, то он ему не ответил на вопрос или соврал.

– Расскажите о событиях одиннадцатого января по порядку. С утра и до вечера. – Камера обычно фиксировалась на лице Евгения Александровича, но тут оператор поменял точку съемки, и в кадр на секунду попала морщинистая рука с оранжевым браслетом на запястье.

– Утром Генка проснулся рано: сказал, мол, выспался. Обычно он полночи уснуть не мог, потом вскакивал от кошмаров, вставал с больной башкой. А тут, ё-мое, выспался! Мамка его радовалась, как дитё мороженке, а я в напряге был. Чудеса, да и только. Ну и дождался, ё-мое. В час дня мы сидели, обедали. Обычно мы собираемся позже, но Генка рано встал, уже проголодался. Суп он ел, рассольник. Вдруг ложка из руки падает в тарелку, потом на пол, суп расплескался. А у Генки глаза из орбит лезут, он будто задыхается. И орать начал: тонко-тонко, на одной ноте. И-и-и… И-и-и… Я его встряхиваю за плечи: что?! Что случилось?! А он только свое «и-и-и» тянет, и все. Потом замолк, изо рта слюни потекли. Мамка пока «скорую» вызывала, я сунул ему лист бумаги и карандаш. Ору: нарисовать можешь?! Он кивает. Пальцы скрючены, карандаш еле держит, но калякает что-то. Я глянул… И понял, в чем дело: снова он все вспомнил. Я знаю эту сцену, она Генке по ночам в кошмарах снилась.

– Что вы делали дальше?

– Ну а что делать, ё-мое? Я понял, что убью гада. «Никаких сбоев не было»! Как же! Взял оружие, братанов своих и пошел. Эта падла, видно, почуяла что-то, сбежала, но я обещал – из-под земли достану. И достал. Сначала потребовал вернуть деньги. Тот начал что-то блеять, мол, деньги пошли в дело, у него их сейчас нет, но скоро дело выгорит и он вернет все с процентами. В общем, обычная пурга. Тогда я приставил ему ко лбу пистолет и выстрелил. Чтоб он в следующей жизни, тварь, родился у садиста-педофила! Генка из-за него до сих пор в дурке. Не говорит, почти ничего не соображает, только скулит. Тварь! Какая же он тварь!

Воспроизведение остановилось, и только тут Костя очнулся и увидел пульт в руках у Данзара. Плеснул еще водки и выпил залпом, не чокаясь.

– Дальше можно уже не смотреть, там неинтересно, – Данзар как ни в чем не бывало продолжал ужинать. – Любопытно другое. Я пробил: почти у всех, кто вспомнил себя второй раз, психика не выдержала. Многие в дурку попали, некоторые, как Маша, покончили с собой.

– Психика человека не приспособлена ко вторичному воспоминанию?

– Похоже на то. Думаю, еще и от воспоминаний зависит. У клиентов Борецкого жуткие события в памяти всплывали, не всякая психика выдержит, но раньше-то они с ними жили. Да, ночами их мучили кошмары, днями – совесть. Тот еще адок, но не дурка же!

– Там дальше в допросе был еще один важный момент. Бандита спросили, как он нашел Борецкого. Тот долго мялся, а затем все же признался, что с информацией помог неизвестный ему человек, называющий себя анагамином. И еще: обратил внимание на даты? Бандюган заплатил за сына за два дня до похищения кармографа, а Борецкий ему потом говорил, что деньги пошли на дело, которое принесет прибыль.

– Кучик, – выдохнул Костя. – Ему нужен кармограф. Думаешь, они были в доле?

– Очень похоже на то. То ли Кучик знал, что Борецкий занимается нелегальными делами, и целенаправленно шел к нему с просьбой помочь раздобыть кармограф, то ли просто приехал прятаться, а тот уже сам придумал авантюру, но, думаю, нападение на реинкарнатора связано именно с этим.

– А Ордену анагаминов такой расклад не понравился, и они убрали монаха чужими руками, – подытожил Костя.

Архивариус кивнул.

– Кармограф в квартире у Борецкого нашли?

– То-то и странно, что нет. Может, наш московский беглец его уже прихватил?

– Тогда мы опоздали, – убитым голосом произнес Костя. – Тогда он вот-вот начнет стирать людям карму. Если уже не начал.

Данзар наполнил рюмки, а на Костю вновь накатила волна отчаяния. Он постоянно опаздывает и то и дело хватает руками воздух.

Следующие две смены пролетели мгновенно. Желтая машинка без устали металась по разным концам Москвы. Благо за рулем сидел Сан Саныч – лучший водитель «скорой». Это были хорошие смены. Тяжелые, но хорошие – они везде успели. После таких дежурств Костя ощущал себя живым, нужным, чувствовал, что все делает правильно.

Стопка из пятнадцати записанных пластин лежала на столе в комнате оперативников, в чашке с драконом дымился пуэр, мягкие домашние тапочки обнимали ноги. После тяжелых хромовых сапог и жесткой черной формы тапочки и разношенные штаны казались лучшей одеждой в мире.