– Сделано, – кивнул Генрих, неожиданно переходя на «вы». – Вы не сердитесь, господин… Не знаю как звать-величать… Нервишки-то тоже не железные! Может, вам тоже кофеечку спроворить?

– Сам сделаю, если надо будет! – Самсонов плюхнулся на диван, откинул голову и закрыл лицо руками.

Ждать. Теперь только и оставалось – ждать…

Генрих совершенно не волновался – да и с чего ему было переживать? Он шумно хлебал нескончаемые чашки кофе, грыз печенье, рассылая по зеленому сукну бильярдного стола крошки. И, что раздражало Самсонова больше всего – периодически начинал насвистывать, причем весьма бездарно и немузыкально.

Наконец он насторожился, как сеттер на болоте, поправил в ухе гарнитуру, удовлетворенно кивнул и доложил:

– Сахалинский диспетчер старта дал нашему лайнеру отмашку на взлет. Видимо, начал разбег…

– Теперь чего ждем?

– После взлета и набора высоты, минут через двадцать, самолет «примет» хабаровский диспетчер. Проведет его по своей зоне ответственности и передаст диспетчеру Советской Гавани. По плану полета, рейс 20–12 войдет в зону ответственности якутского диспетчера через сто пятнадцать минут после взлета…

– Значит, примерно два часа ждать, – прикинул Самсонов. – Линию скорой помощи проверял? Сможешь врубиться с гарантией?

– Обижаешь, дядя! – нахал снова перешел на «ты». – Все будет тики-так!

– Ну, помогай, господи! – Горохов незаметно перекрестился, достал из нагрудного кармана рубашки небольшой бумажный пакетик, вытряхнул в ладонь несколько таблеток, кинул в рот и запил водой.

Женщина в соседнем кресле с опаской покосилась на Горохова, вздохнула, но ничего не сказала.

– Минут через десять должно подействовать, – сам заговорил мужчина и подмигнул соседке. – Появятся признаки острой сердечной недостаточности, как говорят медики. Я тут маленькое кино прогоню со стонами и закатыванием глаз, а ты сразу тревогу поднимай. Только поаккуратнее! Не переиграй!

– Вот поймают на симуляции, и что тогда делать будем? – Женщина в соседнем кресле беспокойно поерзала.

– Не твоего ума дело! Пострадаю-то я, если что… А ты знай свое дело – за такие бабосы тут голой по проходу колесом прокатиться можно!

* * *

Телефон связи с пассажирским салоном негромко мурлыкнул. Малашин не глядя протянул руку, поднес трубку к уху:

– Да, Тамара? Слушаю…

– Виталий Сергеевич, у нас, кажется, проблема тут с одним пассажиром. Плохо ему стало вроде. Сейчас по трансляции объявить хочу – есть ли на борту медики…

– Что, совсем плохо? Настолько серьезно?

– Пока не знаю, командир. Похоже на сердечный приступ. Пассажир летит с женой – она утверждает, что он сердечник. Два года назад перенес обширный инфаркт, потом операцию.

– А визуально как пассажир выглядит? Как сама думаешь?

– Очень похоже. Пассажир из тех, опоздавших. Абсолютно трезв. Так я объявляю?

– Конечно, Тамара, о чем разговор!

Командир еще не успел вставить трубку телефона в гнездо, как из динамика над его головой донеслось:

– Уважаемые пассажиры! Экипаж просит откликнуться медиков! Если на борту нашего самолета есть медики, просим вас пройти в хвостовую часть самолета, к ряду номер тридцать восемь. Одному из пассажиров внезапно стало плохо. Повторяю…

Через восемь минут – Малашин автоматически отметил время НС – нештатной ситуации – телефон снова замурлыкал.

– Командир, я зайду в кабину? – голос бригадира бортпроводников был по-прежнему спокойным, однако желание пообщаться с командиром с глазу на глаз вкупе с официальным обращением говорило о том, что ЛП весьма серьезно.

Пилоты переглянулись. Верочкин поджал губы и нажал кнопку электронного замка, отпирающего пуленепробиваемую дверь кабины. Появившаяся вслед за этим Тамара Райтер, не проходя далеко, прислонилась спиной к переборке.

– Плохо дело, Виталий Сергеевич! – без вступлений начала она. – Медиков среди пассажиров оказалось целых трое – медсестра и два доктора. Причем один из них – кардиолог. У пассажира, похоже, вторичный инфаркт. Похоже, надо садиться, командир! Иначе не довезем…

– Значит, надо садиться, – повторил Малашин и вопросительно поглядел на напарника. – Где, Толя?

Тот пожал плечами:

– Якутск. Как раз вошли в зону ответственности диспетчерского центра Якутска. Даже маневрировать особо не придется, полагаю. Но, Виталий…

– Иди-ка сам в салон, погляди, Толя! – мягко прервал командир. – Скажи больному, что в течение сорока минут будем на земле. Улыбайся, успокой. Докторам следовательские вопросы не задавать! Серьезность оценишь сам. Давай, давай, Толя! Если кто-то из докторов может подойти ко мне – приведи. А я пока свяжусь с КДП Якутска.

– Командир, а может, сначала с Суреном поговорить? – задержавшись в двери, словно невзначай предложил Верочкин.

Малашин только и успел, что нехорошо прищуриться, однако партнер, не дожидаясь ответа, уже исчез за дверью. Командир поправил гарнитуру с микрофоном, переключил тумблер и заговорил:

– Якутск-Контроль, доброе утро. Росавиа Двадцать-Двенадцать. У нас на борту нештатная ситуация: возникла необходимость срочной госпитализации. Кардиобольной, подозрение на второй инфаркт миокарда. Прошу разрешения на экстренное снижение и заход на посадку в аэропорту Якутска.

Динамики немедленно отозвались:

– Росавиа Двадцать-Двенадцать, Якутск-Контроль. Берите курс в точку Бикур. Снижайтесь первоначально до эшелона Два-Восемь-Ноль. Вам обеспечивается приоритет.

Повторив услышанную команду, Малашин добавил:

– Прошу обеспечить по прилету карету скорой помощи и носилки, – командир тут же переключил микрофон на внутреннюю трансляцию и продолжил: – Говорит капитан. Дамы и господа, наш самолет приступает к снижению. Она вызвана необходимостью срочной медицинской помощи одному из наших пассажиров. Я рассчитываю произвести посадку в аэропорту Якутска примерно через тридцать пять минут. Прошу всех вернуться на свои места и застегнуть ремни безопасности. Благодарю за внимание.

Малашин, еще не договорив, ввел в бортовой компьютер новые данные, отключил автопилот и перевел самолет на снижение. Приборы на панелях перед командиром и вторым пилотом немедленно отреагировали, показывая изменение режима работы двигателей и прочие показатели.

Верочкин еще не успел вернуться, как в динамиках снова зазвучал голос якутского диспетчера КДП:

– Росавиа Двадцать-Двенадцать, Якутск-Контроль. Рассчитывайте заход по схеме: «Булонь-Три-Браво», посадочный курс триста сорок.

Подтвердив указание с земли, Малашин снова добавил:

– Прошу обеспечить дозаправку двадцать тонн топлива и приоритетное обслуживание самолета.