Достигнув села, наш взвод вышел на высокий западный берег реки Оскол северо-восточнее Каменки. Проходя по мосту, мы увидели теряющуюся в бескрайней дали на востоке плоскую равнину, покрытую лесами и пахотными полями. Внизу текли черные воды реки.

Тут нас нагнал Скалигер и, попеняв мне на скорость, продолжил прерванный ранее разговор.

– Мы не ангелы с крыльями, – начал он.

На что я возразил:

– Мы больше, чем ангелы, поскольку говорим о сверхъестественном. Со временем херувимы заняли место ниже Его подобия.

– Как так?

– У нас есть точные предсказания этого.

– Ладно, сдаюсь. Но здесь командую я. – С этими словами Скалигер протянул мне сигарету.

Тут подъехал сам Мускат и, не выходя из машины, поблагодарил его за столь быстрое продвижение пехотных орудий.

– Рады стараться, господин генерал! – отсалютовал лейтенант, а я посмотрел на него и хитро усмехнулся.

Утром 4 июля мне доставило большое удовольствие, расположившись на берегу реки Оскол рядом с полем, засеянным подсолнечником, наблюдать, как лучи восходящего солнца поедают клочья тумана. Внизу поблескивала теплая водица извивающейся наподобие змеи речки. На мгновение мне показалось, что я перенесся во Францию и сижу на берегу реки Мёз (Маас).

Отсюда открывался вид далеко на восток. Внизу виднелся еще один мост, который был разрушен, а недалеко стояли бедно выглядевшие дома. Из нескольких печных труб пошел дым, это местные жители стали разогревать себе завтрак. Одни наши солдаты бегали к колодцу за водой, чтобы напоить лошадей, а другие несли овес. На горизонте километрах в 6 просматривалась линия железной дороги, ведущей на Купянск и далее на Валуйки. За железной дорогой видны были ветряные мельницы. Их крутящиеся крылья поднимали настроение.

Чем дольше я смотрел на неровный ландшафт, тем больше проникался к нему уважением. Его необходимо будет пройти как учебник в школе, чтобы понять и осознать не столько особенности местности, сколько величие происходящего. Обычные на первый взгляд явления всегда имеют тайный смысл, который простирается над ними, и стоит только постичь его, как эти явления превращаются в картины, а лучше сказать, в символы.

Укутавшись в плед, я сидел за стереотрубой и жевал хлеб с колбасой, запивая его суррогатным кофе. Южнее нас наступали танковые части, а нам было приказано находиться в резерве. Все леса были заполнены машинами, лошадьми, орудиями и повозками. То, что нам предстояло завоевать, лежало прямо перед нами в виде широкого плоского бесконечного поля, освещаемого лучами утреннего солнца. В окуляры я видел какое-то село, в котором из нескольких печных труб вверх поднимался дымок. Эти дымки в виде темных облачков относило в сторону стоявшего рядом соснового леса. Черные воды реки Оскол убегали вдаль и терялись за горизонтом.

Между тем на той стороне стало заметно какое-то оживление. Я не беспокоился о том, что меня обнаружат. Среди зарослей подсолнечника заметить стереотрубу было очень трудно. К тому же мы появились здесь только этой ночью.

В окуляры мне были видны выходившие из хат русские солдаты. Они потягивались после сна, поправляли обмундирование, обливались водой возле колодца с журавлем, причесывали волосы и вновь скрывались в домах. Часть солдат, держа в руках охапки сена, спешили к конюшням. В общем, картина мало чем отличалась от той, которую я наблюдал на нашей стороне.

Число дымков из печных труб увеличилось. Я стал представлять, как они готовят себе завтрак, варят такой же, как у нас, суррогатный кофе, ломают черствый клейкий хлеб. Не исключено, что делят сало и мед. Мне показалось даже, что я слышу их разговоры, как они спрашивают друг друга о том, подошли ли к реке немцы, которые почему-то не стреляют, о том, будут ли они наступать или по-прежнему отступать. Скорее всего, русские солдаты так же, как и мы, кляли войну и задавали себе вопросы о том, всегда ли была правильной политика Москвы.

Перед моим мысленным взором вставали широкоскулые лица и коренастые фигуры веселых молодых людей. Сибиряки наверняка похвалялись, а украинцы шутили. Те же, у кого на взятых нами территориях оказались их близкие, скорее всего, были озабочены их судьбой. Уверен, что так же, как и у нас, среди них обязательно была парочка подозрительно смотрящих на все это членов партии, при появлении которых смолкали все разговоры. Солдаты везде одинаковы. Они остались точно такими, какими их описал Толстой и Лесков. Только вот христианское начало у них спряталось далеко в глубине души.

Тут осторожно подошел Скалигер, уселся рядом со мной и спросил:

– Есть что-нибудь особенное?

– Настоящая солдатская идиллия, – ответил я.

Лейтенант осмотрел окрестности через стереотрубу, а потом заявил:

– Мне очень жаль, но придется их немного взбодрить.

С этими словами он крутанул ручку телефона и отдал приказ открыть огонь. Третий снаряд разметал соломенную крышу одной из хат. Русские солдаты, толпясь в дверях, выскочили из дома и бросились к лесу. Наши орудия немного изменили угол стрельбы и стали бить по другой хижине. Таким образом мы собирали необходимые данные для ведения огня, измеряли расстояния и углы. Вскоре я составил схему с целеуказаниями.

Русские стали осторожными и, используя любое укрытие, передвигались перебежками от одного дома к другому. Больше никакого движения не наблюдалось. Попрятались даже собаки и куры.

– А как идут дела в целом? – поинтересовался я у Скалигера.

– Толком и сам не знаю. Мне известно только, что наши танки продвигаются к мостам через Дон. Но это далеко от нас. На нашем участке войска сосредоточились у реки.

– А справа и слева?

– Все идет по плану.

Звуков боя было не слышно. Только над нашими головами в западном направлении пролетели русские бомбардировщики. Послышались выстрелы зениток, и в небе появились фиолетовые облачка. Но снаряды разрывались слишком низко, не нанося самолетам никакого вреда.

– Смотри! – толкнул меня в бок Скалигер. – Целая эскадра! Значит, у них есть еще самолеты.

– Я думаю, что у них их стало даже больше. Эти отсвечивающие металлом птицы…

– Да, – перебил меня Скалигер. – Они зимой явно не спали. Наш сосед захватил целый состав с «шевроле» и «доджами». Их наверняка доставили либо через северные моря, либо через Аляску.

Стояла 30-градусная жара. Ко мне на наблюдательный пункт наведывались многие. Приползал гауптман Вебер, его адъютант и даже врач, у которого под Великим Бурлуком было много работы. В обед появился Фербер с судками и салом:

– Я притащил тебе палатку и маскировочную сеть.

– Спасибо. Как у вас дела?

– Ты не представляешь, – затараторил Фербер. – Три четверти часа до следующего колодца.

Внизу блестела серебром водная гладь реки, которая так и манила к себе!

– А из