Томас Траут снял шапку, обнажив лысину, свидетельствующую о полной неэффективности прописанного доктором Хендерсоном лосьона для роста волос. Принцессу он попросил присесть в гостиной, а сам вышел на кухню. Минк, осмотревшись, обратила внимание на невзрачную мебель и ставшее пегим от времени зеркало. Она заглянула в корзиночку для рукоделия, но среди лежавших в ней иголок и ниток не обнаружила ничего интересного. Проверив, не возвращается ли хозяин, Минк открыла буфет, стоявший рядом с камином, и порылась среди свечей, пачек табака и крошечных разборных корабликов, которые еще не успели попасть в бутылки. Тихо закрыв дверцы, она прокралась в противоположный конец комнаты и, оглянувшись, открыла стоявший там шкаф. Сдвинув в сторону клубок бечевки и старые мужские кожаные перчатки, она вытащила книгу, озаглавленную «Откровения профессионального крысолова, имеющего двадцатилетний опыт работы». Едва Минк нашла раздел о ядах, как услышала какой-то шум. Сердце ее заколотилось, она быстро сунула книгу на место и закрыла дверцу.

Когда Томас Траут вернулся из кухни с чайным подносом, принцесса разглядывала одинокую черную полоску в простой бутылке, стоявшей на каминной полке.

– Так это и есть ваш пиявочный барометр, мистер Траут? – спросила она. – Выглядит интригующе. Как он работает?

– Когда пиявка лежит на дне свернувшись, ожидается ясная, хорошая погода, – объяснил хозяин, ставя поднос. – Если она согнулась в полумесяц, вылезла из воды и приклеилась к стеклу, значит набегут тучи. Если же она продолжает ползти выше, то следует ожидать грозу с громом и молниями. Когда пиявка движется медленно, будет похолодание. А если она ползает быстро, а потом вдруг остановится, то поднимется сильный ветер.

– А что, если пиявка доберется до горлышка бутылки? – спросила Минк.

– Верный признак дождя.

Принцесса вернулась к своему стулу.

– Кто бы поверил, что пиявки такие предсказательницы, мистер Траут! Я полагала, что они годятся лишь для того, чтобы высасывать кровь, когда случится вывих. Как жаль, что изобретение доктора Мерриуэзера не нашло поддержки. Я так и вижу предупреждающие пиявочные станции, разбросанные вдоль береговой линии Британии. Представьте себе, сколько бедствий можно было бы предотвратить! Таланты некоторых людей так и остаются непризнанными. – Она помолчала и наклонила голову. – Как это случилось с вами, мистер Траут.

Садовник покраснел.

Минк подняла брови:

– У вашей пиявки есть имя?

– Вообще-то, есть, – признался мистер Траут с застенчивой улыбкой. – Трикси.

Минк сцепила руки.

– Очаровательно! – воскликнула она и после паузы добавила: – Трикси – это, неверное, уменьшительное от Беатрис.

Садовник посмотрел на принцессу, и его улыбка исчезла.

– Я назвал ее в честь дочери королевы, – поспешно сказал он.

Минк ободряюще улыбнулась:

– Так я и думала, мистер Траут. Мы с вами родственные души. У меня есть ежиха по имени Виктория, а до недавнего времени в моем доме жила обезьянка, названная Альбертом. Будь у нас больше домашних питомцев, получилась бы целая королевская семья!

Пока садовник разливал чай, Минк осматривала комнату.

– Какие прекрасные цветы, – сказала она, разглядывая вазу на каминной полке. – Вы женаты или к этому букету приложила руку уборщица? Кто бы его ни составил, у него хороший вкус по части цветочных композиций.

– Моя жена умерла девять лет назад, – ответил садовник и добавил, что у него пятеро детей, двое из которых все еще ходят в дворцовую школу на Теннис-Корт-лейн.

– Иметь детей – это, должно быть, великое утешение, мистер Траут. Одиночество – страшная вещь. От него вянут сердца. Я это знаю, – сказала принцесса, открывая сумочку и доставая носовой платок. – Одно время я думала, что выйду замуж, но ошиблась. – Она промокнула уголки глаз. – В этом дворце, наверное, много вдов, которые надеются вновь обрести любовь. Как вы думаете, я найду избранника моего сердца, мистер Траут?

– Я уверен в этом, мэм.

– Действительно, мистер Траут? Я так надеюсь, что вы окажетесь правы. – Она поставила чашку и вытерла нос. – Иногда я задаюсь вопросом: удалось ли леди Беатрис снова встретить любовь? Вы ее знаете? – спросила Минк, сжимая платок обеими руками.

Томас Траут поерзал на стуле.

– Дворцовый персонал рано или поздно знакомится со всеми здешними обитателями, – пробормотал он.

Принцесса шмыгнула носом.

– Бросается в глаза, что после стольких лет траура она вдруг стала носить одежду всех цветов радуги. Я не люблю сплетен, мистер Траут, но ничто не указывает на присутствие мужчины в жизни вдовы лучше, чем ее внезапная страсть к обильно украшенным шляпкам и накладным локонам. Я прямо-таки завидую ее удаче.

Садовник поднял чашку и блюдце так, чтобы они закрывали его лицо.

– Но вот что меня удивляет больше всего: леди Беатрис постоянно опаздывает на церковную службу. При этом, как всем хорошо известно, приходить туда надо пораньше, чтобы не сидеть рядом с тем, кто ниже вас по социальному статусу, – сказала Минк и, наклонившись вперед, заговорщически прошептала: – Не исключено, что она делает это нарочно!

Хранитель лозы глотнул чая и искоса посмотрел в угол комнаты.

– Помнится, несколько раз она сидела рядом с вами.

Он перевел взгляд на другой угол комнаты.

– Мистер Траут!

Садовник вскочил и покраснел так, что зарделась даже его лысина.

– Кто же ее избранник, если не вы, мистер Траут? Если так, вам очень повезло. Не каждый находит любовь. А обрести ее дважды – это двойное благословение. – Сделав паузу, принцесса добавила: – Если, конечно, эта любовь взаимная.

В конце концов дар речи вернулся к Томасу Трауту. Когда его жена умерла, садовник полагал, что боль никогда не оставит его, и твердо решил провести остаток дней в одиночестве. Но два года назад однажды утром, когда он ухаживал за Большой виноградной лозой, в теплицу пришла леди Беатрис. Она искала Лорда Слаггарда, поскольку ее кухарка, собираясь затопить плиту, увидела крысу, спящую на углях. В этот ранний час дворец еще не был открыт для экскурсантов. Капли застучали по стеклам, начался дождь. Леди Беатрис сказала, что ей придется его переждать: она все еще носила траур, а влага губительна для крепа. Ливень быстро превратился в грозу. Они наблюдали за ней сквозь побеги лозы, и леди Беатрис призналась, что гром всегда напоминает ей о покойном муже. Тот втайне страшился его, несмотря на свою отвагу на поле боя.

– Я сказал ей, что моя жена всегда боялась, как бы из-за грозы не скисло молоко.

К тому времени, когда в небе сверкнула последняя вспышка, они успели признаться друг другу в том, что́ долгое время скрывали от самих себя: со смертью супруга умерла и частица каждого из них.

Прежде чем гостья ушла, садовник спросил, любит ли она цветы, добавив, что существует старая поговорка: кто посадил сад, тот заронил в душе счастье. Два дня спустя он заметил леди Беатрис в Цветнике и принес ей английскую садовую лопатку, объяснив, что этот инструмент справедливо считается лучшим в мире. На следующей неделе Томас Траут предупредил леди Беатрис, чтобы она не пересаживала пионы: считается, что выкапывать их с корнем – дурное предзнаменование. Когда грозди винограда начали темнеть, она зашла в теплицу спросить, как лучше ухаживать за страстоцветом. Глядя ей прямо в глаза, садовник объяснил, что это растение не оплодотворяется собственной пыльцой, но что это можно сделать с помощью пыльцы того же вида, если использовать кисточку из верблюжьей шерсти. Леди Беатрис, взглянув на спелые виноградные грозди, оставленные на лозе, чтобы они стали слаще, спросила, можно ли ей попробовать виноград. Служитель теплицы сорвал ягодку и предложил ей, держа виноградинку своими грубыми пальцами садовника. Но вместо того, чтобы взять ее, гостья открыла рот, и, когда он положил ягоду между ее губами, они оба поняли, что чувства, казалось навеки умершие в них, вновь ожили.