Томас Траут не видел леди Беатрис в сентябре, поглощенный хлопотами, связанными со сбором урожая. Ее отсутствие угнетало садовника: он ловил себя на том, что во второй раз тянется за уже сорванными гроздьями. Осень прошла, обитатели дворца перестали посещать Цветник, а погода установилась гораздо более холодная, чем обычно. Опасаясь, что он не переживет зимней разлуки с любимой, бедняга наблюдал тайком за леди Беатрис, когда она гуляла по саду: его скромное положение мешало приблизиться к ней.

Совершенно случайно хранитель лозы увидел ее следующей весной в Большом фонтанном саду. Она шла навстречу ему по Липовому променаду, который вот уже много столетий был излюбленным местом для встречи влюбленных. Овеваемый чувственными запахами цветущих деревьев, садовник стоял в грязной рабочей одежде, его спутанная борода хранила следы зимних слез. Траут не в силах был сдвинуться с места, словно пустил корни, как дерево. Его охватил страх, что время успело остудить ее любовный пыл. Леди Беатрис, остановившись, спросила, как он поживает. Когда чувство реальности вернулось к нему, хранитель лозы с ужасом обнаружил, что просит леди Беатрис выйти за него замуж. Но даже больше, чем сделанное им предложение, Траута поразило то, что оно было немедленно принято.

Оба прекрасно понимали, что из-за различия в социальном статусе их брак может быть только тайным. После долгих поисков им удалось найти сельского священника, который согласился обвенчать их. Они приехали в церковь в разных экипажах, чтобы никто не увидел их вместе. Избранница садовника держала в руках букет глициний; на языке цветов это означало: «Я верна тебе» – и что она никогда его не покинет. Вернувшись во дворец, новобрачная нашла свадебный подарок, который ждал ее в передней: пару голубей, которым суждено было никогда не разлучаться.

Когда Томас Траут закончил свой рассказ, они с минуту сидели в тишине. Минк поставила чашку и сказала, что ей пора возвращаться. Отодвигая щеколду на входной двери, садовник повернулся к принцессе и спросил:

– Вы никому не расскажете, мэм? Люди могут осудить наше счастье.

Принцесса покачала головой:

– Нет, мистер Траут. Я хорошо понимаю, сколько проблем у вас возникнет, если кто-то узнает об этом.

* * *

Минуло совсем немного времени, и принцессе, делавшей записи, сидя за письменным столом, вдруг пришло в голову, что, если правда о тайном браке леди Беатрис выйдет наружу, новобрачная потеряет нечто большее, чем просто общественное положение. Открыв ящик комода, Минк вынула из него свое предписание о вселении, чтобы проверить, правильно ли запомнила то, что в нем написано. Там говорилось: «Апартаменты подлежат возврату Короне в случае вступления занимающего их лица в первый или повторный брак, если только Ее Величество не пожелает еще раз выдать соответствующий ордер».

Размышляя о том, помнят ли об этом влюбленные, Минк протянула руку к колокольчику: ей захотелось выпить немного хереса. Пуки не отозвалась. Принцесса снова позвонила, но горничная так и не появилась. В раздражении отложив перо, Минк отправилась искать свою служанку. Сначала она прошла на кухню, затем осмотрела все комнаты и наконец добралась до мансарды, заметив на лестнице, ведущей туда, наполовину съеденную булку. Минк медленно отворила дверь в комнату Пуки и обнаружила служанку там. Она завязывала ленты на шляпке. Чемодан ее стоял тут же на полу, рядом с саквояжем для Альберта. Кипа газет под кроватью исчезла, с постели были сняты простыни. Оглядевшись по сторонам, принцесса заметила небольшую коробочку на каминной полке – единственное, что еще свидетельствовало о пребывании Пуки в этой комнате.

Та повернулась к хозяйке.

– Вам нет нужды увольнять меня, мэм: я ухожу сама. Мне не следовало принимать ухажера у нас в доме. Это против правил. Я оставила вам яйцо длинноногого золотого лирохвоста, чтобы отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали. – Пуки указала на коробку и смущенно повернулась к хозяйке. – Надеюсь, мэм, вы не станете ругать меня за то, что я взяла саквояж Альберта.

– Но я не собираюсь тебя увольнять, – сказала ошеломленная Минк. – Спустись лучше вниз и проследи, чтобы обе двери были заперты после моего ухода. Я скоро вернусь.

Пуки покачала головой:

– Есть и еще одна причина, мэм. Люди болтают обо мне в омнибусах, значит они будут говорить и о вас. Махараджа не стал бы меня спасать, знай он, какой позор я навлеку на его семью. Вы не должны больше рисковать репутацией, пытаясь мне помочь. Не сообщайте моей матери, что со мной произошло: несчастная этого не перенесет. Пожалуйста, отошлите ей мой чемодан, чтобы у нее осталась хоть какая-то память обо мне. Это на тот случай, если она захочет вспоминать меня, когда все будет уже позади, – добавила служанка, и слеза скатилась по ее щеке.

Не в силах видеть ее такой расстроенной, Минк посмотрела на потрепанный чемодан с жалкими пожитками своей бывшей няни, которая больше половины жизни присматривала за ней.

– Распаковывай вещи, и больше ни слова об этом, – сказала принцесса дрогнувшим голосом.

Пуки покачала головой, вытирая лицо тыльной стороной руки.

– Вам нужно уделять больше внимания доктору Хендерсону, а не пытаться спасти меня, мэм. Он ваше будущее, а не я.

Принцесса больше не могла этого вынести.

– Сними шляпку, я буду ждать тебя внизу через минуту, – сказала она и вышла, чтобы положить конец этому разговору.

– Мэм?

– Да? – отозвалась Минк из-за двери.

– Говорят, что служанки не должны любить своих хозяек, но иногда они ничего не могут с этим поделать, – раздался робкий голос.

Минк проглотила комок в горле.

– А еще считается, что хозяйки не должны любить своих служанок, но иногда они тоже ничего не могут с этим поделать, – ответила Минк и быстро пошла вниз по лестнице.

* * *

Чуть позже раздался стук в дверь кабинета.

– Мэм, – позвала Пуки, стоя на пороге и держась за дверную ручку.

– Да, – откликнулась Минк, не поднимая глаз от блокнота.

Служанка медлила в нерешительности:

– У меня есть предсмертное желание.

Принцесса не шелохнулась:

– Не понимаю, что это вдруг пришло тебе в голову. Смерть грозит тебе не больше, чем мне. Ты заказала баранину у рассыльного мясной лавки, чтобы приготовить из нее фальшивую оленину, как собиралась?

Но Пуки, оказалось, не так просто сбить с мысли.

– Я хочу, – продолжала она, – чтобы вы свозили меня в Королевский аквариум.

Минк повернулась к ней.

– В Королевский аквариум? – переспросила она в ужасе.

Служанка кивнула.

– Это мое предсмертное желание. Я не могу умереть, не узнав, откусят ли львы голову у графини N, – сказала она, вздернув подбородок.

– Насколько я могу судить, это уже случилось.