– Вот завтра его обо всем и расспросим.

– Нет, – покачал головой Добрыня. – Богатыри с нечистью разговоров не ведут. Я обещал Олеху голову волколака, я ему ее доставлю. А то и тушу целиком, как уж получится…

* * *

Дорога петляла меж кустов лещины, спускалась в сырые низинки, заросшие черной ольхой, черемухой и бузиной, и вновь взбиралась в гору, на подъем, где на обочинах теснились целые дебри лесной малины вперемешку с крапивой. Надсадно звеня, к рукам и шее липли последние осенние комары. Где-то в подлеске перекрикивались сойки и трудолюбиво стучал по стволу дятел.

– Вот там. – Николай, мужик неробкого десятка, вызвавшийся довести богатырей до места, указал на брошенную поперек дороги сломанную оглоблю. Чуть дальше в придорожном малиннике виднелся немалый пролом.

– Спасибо, мил-человек, – хлопнул проводника по плечу Василий, да так, что Николай чудом не упал. – Ох, прости, забылся. Ты это, давай назад двигай. Дальше мы сами.

Провожатый и не думал спорить, развернулся и припустил назад в Рабаткино чуть ли не бегом. Добрыня бросил ему вслед взгляд, запоздало подумав, не лучше ли было взять мужика с собой? Вдруг по дороге на него волколак нападет? Но в подобное всё же верилось с трудом. Да и опытным охотникам лишний человек, пусть и здешний, только мешал бы, путаясь под ногами.

Изучать очередное место смертоубийства не имело смысла, потому как поведение оборотня при нападениях не менялось: дикая, звериная ярость, огромная мощь, безжалостность и кровожадность.

– Ох, люто он телегу-то разметал, – все же заметил Василий, но Добрыня уже сошел с щедро присыпанной щепками разной величины дороги.

Сухая погода не подвела – следы читались легко. И Никитич, и Казимирович были следопытами хоть куда, но тут справился бы и городской увалень. Что ж, зверь большой и мощный всегда за собой тропку проторит. Оборотень наследил достаточно: ветки поломаны, на кустах тут и там встречаются клочки серой шерсти – похоже, у волколака начиналась осенняя линька. Богатыри шли, почти не сбавляя шага, несмотря на жару и тяжелое снаряжение.

Когда речь заходила об охоте или ратном деле, побратимы отличались особой предусмотрительностью. Казимирович вышагивал, закинув каплевидный щит за спину и небрежно положив ладонь на рукоять меча, а на боку у него висела большая поясная сумка. Туда побратим сунул моток крепкой веревки и свернутый мешок, куда собирался запихнуть голову волколака. Добрыня сумкой не озаботился, но на его поясе болталась пристегнутая скляница. Наученный горьким опытом воевода не пускался в дальний путь без набора волшебных зелий, и огненное сейчас могло прийтись кстати – пламени любой зверь боится, хоть обычный, хоть нечисть. Огонь, железо и серебро, что-нибудь да сработает!

Добрыня поправил на поясе новенькие ножны с кинжалом, вспоминая нынешнее утро.

За воротами, несмотря на ранний час, толклась почти вся деревня, а впереди – Корислав, успевший-таки исполнить заказ к сроку. Рядом с ковалем взволнованно переступал с ноги на ногу Игнат-кожевник, по собственному почину смастеривший для «волколачьей смерти» ножны. Украшенные тисненым орнаментом, они выглядели недурно, но Добрыне было важно оружие, которое он и осмотрел со всем тщанием.

Корислав, даром что сельский кузнец, не подкачал, кинжал вышел на славу – толстый прямой клинок, узкий у острия и широкий в остальной части. Цвет получился приятный воинскому глазу, серебристо-темный с переливами, а для большей прочности почти на всю длину клинка вывел коваль с обеих сторон еще и грани. Рукоять обмотана серебряной проволокой – видать, из остатков браслета, значит, серебра хватило с избытком, но платы мастер брать не стал. В руку кинжал лег ровно, как и хотел Добрыня, да и само оружие воеводе пришлось по душе, о чем он и сказал.

– Главное, – откликнулся кузнец, – чтоб клинок свою службу сослужил, дело справил и нечисть извел. Пускай рука твоя, Добрыня Никитич, не дрогнет.

– Зверя еще найти надо, – напомнил богатырь и для порядка повернулся к Олеху.

– Скажи, боярин, рогатинами сможете нас снабдить?

Брониславич посмурнел, подтверждая то, о чем Добрыня и так подозревал.

– Не выйдет, прости. У нас на всю деревню одна была – с ней Агафон ходил. Так ее волколак в щепы разнес, а новую смастерить не догадались.

Эх, подумалось тогда Добрыне, а ведь тяжелое охотничье копье пригодилось бы. Жаль, что с посольством ехали, а не на охоту в Соколиные горы. В Великограде-то этих рогатин завались, выбирай любую – и с простым широким наконечником, и с перекрестьем, и с искепищами[31] разной толщины и длины, а в Рабаткино – вишь как – не найти никакой. Новую ладить – времени и впрямь уже нет, да и ничего, так справимся!

Уходили из деревни под громкие напутствия рабатчан, наперебой желавших богатырям удачи. Показалось или мелькнуло в толпе бледное лицо Ладушки? Нет, не показалось, вон она, стоит позади всех, рядом с опекуншей-Люборадой. Смотрит тоскливо, руки к груди прижимает. «Не подведем, милая, не сомневайся, – мысленно пообещал ей Добрыня. – Найдем зверя. И убьем».

Побратимы шли по следу, углубляясь все дальше в лес. Земля тут и в самом деле оказалась изрыта множеством оврагов, а иногда дыбилась крутыми склонами и холмами – сказывалась близость гор. Кони бы в этой части Базаньего леса точно не прошли.

Заросли ольхи и орешника сменились дубняком и кленовником. Местами попадались островки сосен и рощицы старых берез. Осень уже тронула кроны дубов бронзой, листья кленов начала расцвечивать огненно-красным, а березняки раскрасила бледным золотом. По стволам, густо их оплетая, вился дикий хмель. Кое-где приходилось продираться сквозь кусты бересклета и ежевики. На полянах в траве алели мухоморы, а в оврагах, в пышном зеленом мху, то здесь, то там ярко желтели россыпи лисичек, бери да собирай! Только богатырям было не до грибов.

Раз волколак выл с этой стороны, значит, места эти он и облюбовал. Скорее всего, где-то тут у него имелась лежка, и Никитич надеялся, что рано или поздно проложенная чудищем тропа приведет к ней. Если повезет – уставший оборотень будет спать. Если нет… будет свирепый бой. Сколько их уже было…

Мысли были нерадостными, делиться ими не тянуло, так что шли молча, лишь иногда знаками указывая на особо приметные следы. Волколак изрядно петлял, то ли от лежки отводил, то ли отвлекался на что-то.

Около полудня Добрыня остановился и замер, услышав треск ветки, прорвавшийся сквозь гомон птиц. Богатыри как раз выбрались на приличных размеров прогалину, почти поляну, и настороженно прислушались. Василий перекинул на руку щит, Добрыня же взял в левую руку кинжалище, а в правую – верный меч. Надежда на серебро крепка, но и булат большинство нечисти не переносит.

Снова треснуло – откуда-то слева. Судя по близящимся звукам, там пробирался кто-то большой, а вот кто – пока не видать. Может, искомый волколак, а может, и лось или медведь… а то и леший решил проверить, кто тут по его владениям разгуливает.