Китаю. Практически весь рост производства приходился на простые и трудоемкие операции, которые могли увеличить производительность при минимальных капиталовложениях.

Требование ускорять существующие операции шло вразрез с процедурами контроля качества, обеспечения безопасности работников и обслуживания основного оборудования, которые были установлены инженерами и техническим персоналом. Зачастую наблюдались конфликты партийных секретарей и активистов с «белыми воротничками» и квалифицированными ветеранами труда. Партийные секретари, настаивая на ускоренной выработке стали, поиске альтернативы дефицитным сплавам и сокращении химических проверок продукции на качество, игнорировали обеспокоенность технического персонала и высококвалифицированных рабочих, которые замечали, что ускоренный прогрев металла приведет к напрасной трате дефицитных видов топлива, а также к изменению химического состава, а отсутствие проверок качества значительно увеличит риск выпуска сталелитейной продукции, которая не будет отвечать техническим спецификациям, необходимым конечным потребителям. При эксплуатации станков или производственных линий партийные секретари шли на ускорение операций за счет снижения контроля качества, повышения темпов работы и увеличения продолжительности трудового дня.

Технический персонал, рабочие-ветераны и представители профсоюзов понимали, что все эти предложения приведут к сбоям в работе основного оборудования, промышленным авариям, которые поставят под угрозу здоровье и безопасность трудящихся, и выпуску некачественной продукции, которая не будет отвечать требованиям к качеству и, соответственно, окажется олицетворением разбазаривания и без того ограниченных ресурсов. Партийные секретари вынуждали специалистов молчать. На встречах, призванных «раскрыть творческий потенциал народных масс», политические активисты предлагали всевозможные «обходные пути» и «инновации», которые громко воспевались на фабриках (и в СМИ). Инженеры и технический персонал, ставившие вопросы о расточительном расходовании ресурсов, качестве или безопасности, порицались как «буржуазные специалисты», чьи реакционные взгляды основывались исключительно на «предрассудках». На фоне продолжающегося Движения против правого уклона мало кто осмеливался отстаивать мнение, что кампания КПК за повышение производительности, скорее всего, выйдет всем боком.

Пророчествам было суждено вскоре сбыться. По фабрикам прокатилась волна производственных аварий и сбоев оборудования. Работники, которых вынуждали работать в течение длительного времени, совершали от усталости ошибки. Во имя ускорения производства игнорировались техника безопасности, что приводило к смертельным инцидентам [Dikötter 2010: 269–273]. Оборудование, рассчитанное на определенные скорость и время работы, изнашивалось от чрезмерно активного использования и ломалось в отсутствие плановых проверок и технического обслуживания. Даже если аварии обходились без пострадавших, производство в связи с выполнением затяжных ремонтных работ все равно останавливалось.

Несмотря на все эти препятствия, производительность труда на первых порах удалось повысить. Вполне предсказуемо, что увеличение объемов производства сопровождалось резким падением качества продукции. Производители оказывались перед выбором, который оказался бы тяжелым в любое другое время, но не в условиях «большого скачка». Они могли подтвердить неудовлетворительное качество продукции, признать ее негодной, не учитывать ее в своих нормах выработки и попытаться довести некачественные товары до необходимых кондиций. Такая перспектива сулила им невыполнение норм, а это значило бы, что все ранее затраченные усилия, материалы и топливо были выброшены на ветер.

Подавляющее большинство партийных секретарей выбирали альтернативу: заявить, что все произведенное отвечает стандартам, отправить продукцию конечным потребителям и обеспечить молчание управленцев, работников и инженеров, пытавшихся им что-то возразить. Фактически они перекладывали бремя решения проблемы на фабрики, которые получали такую продукцию. По всей системе промышленности предприятия получали партии стали, которая оказывалась слишком хрупкой или мягкой для производства какой-либо продукции, автозапчасти, которые нельзя было использовать на сборочных линиях, машинное оборудование, которое постоянно портилось или просто не работало, и грузовики, которые регулярно ломались. Несмотря на увеличение общих объемов доступных материалов вся промышленная система столкнулась с серьезным дефицитом материалов должного качества для обеспечения производственных операций.

Кампания за повышение производительности, направленная на снятие ресурсных ограничений, привела к ресурсному кризису. Предприятия по всему Китаю получали материалы, которые им было негде применить. Дополнительная энергия и трудовые силы растрачивались на доведение материалов до надлежащего качества, когда это было вообще возможно, а когда нет – на бартерный обмен бесполезных материалов с другими предприятиями, которые имели возможность их использовать и сами остро нуждались в надлежащем сырье.

Это была развивающаяся промышленная депрессия, причины которой были иными, чем у депрессий, вызванных финансовыми паниками и экономическими спадами в рыночных экономиках. Перенятая Китаем у СССР промышленная система – ограниченная в ресурсах, но целенаправленно расходующая их в колоссальных масштабах – привела к поступательно нарастающему дефициту. Огромные запасы электричества, топлива и угля растрачивались на создание продукции, которую нельзя было использовать [Ibid.: 145–154].

К 1960 г. промышленная система истощила свои ресурсы. В 1961 г. произошел обвал производительности. В течение 1962 г. валовый выпуск промышленной продукции сократился почти на 50 % (график 8.3). Удар, нанесенный по промышленной системе, был столь тяжелым, что индустрия смогла восстановиться лишь к 1964 г. Рабочие, которых на волне кампании в 1958 и 1959 гг. привлекли к работе дополнительно, подверглись увольнениям. Их судьбу разделила и часть трудящихся, занятых в промышленности и до 1958 г. [MacFarquhar 1997: 33–36]. Общая занятость в неаграрных секторах экономики упала с почти 60 миллионов в 1960 г. до 42 миллионов в 1962 г., а трудоустройство в государственной промышленности – с 21,3 миллиона в 1960 г. до 11,2 миллиона в 1963 г. (график 8.4) [State Statistical Bureau 1983: 126]. Многие из этих рабочих мигрировали из местных коллективных фермерских хозяйств еще в начале «большого скачка». Теперь же их всех в массовом порядке заставляли вернуться в деревню и заняться сельским хозяйством. Городское население Китая, составлявшее 99,5 миллиона человек в конце 1957 г., разрослось до 130,7 миллиона человек в 1960 г. К 1962 г. этот показатель упал до 116,7 миллиона [Ibid.: 103; Brown 2012: 77–107]. Количество промышленных предприятий Китая, которое более чем удвоилось на первых этапах «большого скачка», резко сократилось. Множество вновь созданных фабрик в сельских районах были вынуждены закрыться. К 1965 г. КНР располагал меньшим количеством промышленных предприятий, чем в 1957 г. [State Statistical Bureau 1983: 213].

Централизованно спланированная депрессия

Советская промышленная система была рассчитана на обеспечение планомерного роста при отсутствии нестабильности, провоцируемой экономическими циклами и финансовыми паниками, которые столь характерны для рыночного капитализма. Осуществлением «большого скачка» Мао желал привнести новаторский вклад в мировое дело строительства социализма. Однако предпринятая им инновация оказалась весьма сомнительной: Мао непроизвольно продемонстрировал, как добиться массовой депрессии в промышленной системе, которая была создана для того, чтобы исключить подобные перспективы. Голод 1960–1962 гг. новшеством назвать нельзя. Это было трагическое повторение печального опыта СССР образца 1932–1934 гг., которого в рамках предшествующей кампании по коллективизации Китаю удалось избежать[132].

График 8.3. Валовая стоимость промышленной продукции, 1957–1965 гг. (без учета инфляции). Источник: [State Statistical Bureau 1983: 214]

График 8.4. Сотрудники государственных промышленных предприятий,