Каким образом сарматы могли использовать своего заводного коня, нам могут показать этнографические параллели. Так, башкиры (третья четверть XVIII в.) в походе имели по две лошади, на одной они ехали, а на второй везли провизию. В бою они пересаживались на эту заводную лошадь. Казахи же на заводных лошадях везли провизию и оружие[730].

Как же сидели сарматы на своих конях при езде в походе и в бою? Казалось бы, вопрос праздный. Ведь Вегеций (III, 26), восхваляя императора, говорит, что его «знанию и красоте верховой езды… народ гуннов и аланов подражал бы, если б мог». Следовательно, сидели аланы на коне обычно, как гунны и римляне. Однако не все так просто. С затронутым ранее вопросом о так называемой «сарматской посадке» связана и проблема атрибутации двух катафрактов в сцене гиппомахии на фреске из склепа Ашика. Они сидят верхом по-дамски, свесив обе ноги на левую сторону лошади. Сам А. Б. Ашик, а вслед за ним Б. В. Кёне рассматривали этих всадников как женщин-воинов, естественно и сидящих амазонкой. Однако большинство исследователей полагают, что художник А. М. Стефанский просто ошибся при перерисовке данных фигур[731]. М. И. Ростовцев и Х. фон Галль склоняются к мысли о том, что на фреске были показаны всадники в доспехах с длинными полами, из-под которых торчали стопы ног: правая, вынесенная вперед, с правой стороны животного, а левая позади слева; рисовальщик же принял эту позу за всадников, сидящих на одну сторону[732]. Ю. М. Десятчиков объяснял данную посадку тем, что при снятии копии художник просто спутал конский доспех с бронею всадника[733]. Однако другие исследователи думают, что прорисовка фрески все же соответствует оригиналу. Так, оружиевед М. В. Горелик предполагает, что всадники сидят по-дамски из-за отсутствия разреза пол панциря. Это необоснованное мнение поддержали археологи В. А. Горончаровский и В. П. Никоноров[734]. Тюрколог И. Л. Кызласов даже усматривал в данной посадке простое пренебрежение к врагу. Однако в 1993 г. все эти мнения справедливо подверг критике В. А. Горончаровский[735]. Впрочем, и он, считая изображение адекватным, предполагает, что на фреске фронтальность изображение, под влиянием определенных сакральных мотивов, доведена до максимума, вступив в противоречие с реальностью[736]. Между тем и тогда неясно, почему так же фронтально не представлены и остальные участники данного боя.

Дамская посадка была известна еще в середине II тыс. до н. э., то есть задолго до появления конницы[737]. В то время она объяснялась неразвитостью верхового искусства. К тому же наездники сидели подобным образом на животных, идущих небыстрым аллюром. Позднее, когда всадники стали ездить обычно, по-мужски, дамская посадка сохранялась как архаизм в изображении божеств[738]. Так, например, фракийской бог-всадник сидит, свесив ноги на одну сторону, на идущей шагом лошади, как на фреске из Фаюма рубежа III–IV вв., так и на грубом позднеримском рельефе из Фракии. Таким же образом сидит на коне-олене обнаженное божество с мечом в руках из Томского областного музея эпохи раннего Средневековья. Впрочем, и в реальной жизни данная посадка использовалась и позднее во время отдыха и при неспешной езде. Так, например, сидит всадник на кипрской терракотовой статуэтке и персидский воин, едущий на муле; обнаженный участник соревнований, снабженный плетью, на киликийском серебряном статере[739]. Более того, даже природные наездники-кочевники пользовались в сходных ситуациях данной посадкой[740]. Очевидно, и сами сарматы использовали такую посадку в тех же случаях. Так, на рельефе сарматского круга II–III вв. из окрестностей Бахчисарая представлена пара всадников, свесивших обе ноги на правую сторону лошадей[741]. Впрочем, мы иногда находим и изображения настоящих воинов, сидящих на одну сторону: верховой гоплит на древнекоринфской вазе (ок. 625 г. до н. э.); амазонка на аттическом сосуде мастера Макрона (середина V в. до н. э.); гоплит, изображенный на терракотовом щите из Коринфа (V в. до н. э.); знатный всадник на италийском бронзовом нагруднике из Анконы (VI–V вв. до н. э.); конный охотник, представленный на фригийской погребальной урне (V–IV вв. до н. э.); дротикометатель, изображенный на иберской вазе из Лирии (II–I вв. до н. э.)[742]. Во всех этих случаях, исключая, возможно, двух последних, воины, скорее всего, спешиваются. Следовательно, односторонняя посадка этих воинов объясняется запечатленным в произведениях искусства моментом, когда воин спрыгивает с коня. На уже упоминавшейся сцене поединка из окрестностей Преслава представлен наездник, сидящий на одну сторону. Однако действительно ли сидит данный персонаж на коне, свесив ноги на левую сторону, или он имеет «прозрачное» животное вследствие условности изображения, неясно. Скорее всего здесь мы имеем дело именно с условностью изображения.