Основной боевой силой сарматов и аланов, как и других евразийских кочевников, была конница. Номады были наездниками с детства, и при потере коня они даже не могли спешиться и продолжить бой – не было соответствующих навыков. Исидор Севильский (Orig., XIX, 23, 7) прямо заявляет: «без коней беспомощными остаются аланы». Конь был совершенно необходимым и, соответственно, самым обычным животным на войне.

В дальних грабительских набегах участвовали лишь всадники на выносливых конях (Amm., XVII, 12, 3; ср.: Ovid. Epist., I, 2, 79–80). Ю. М. Десятчиков на основании боспорских изображений полагал, что сарматские катафракты использовали специальную высокую породу коней, принесенную ими из Средней Азии[703]. Кавказовед В. Б. Ковалевская также считала, что часть аланов, пришедшая на Запад, обладала высокопородными животными[704]. Такая порода (высотой в холке 146–150 см), по мнению известного гипполога В. О. Витта, могла быть выведена путем улучшения качеств местной степной лошади вследствие лучшего содержания, корма и кастрации в молодом возрасте[705]. Впрочем, палеозоолог В. И. Цалкин отмечал, что, судя по костным останкам, в Северном Причерноморье крупные кони были редки, а по экстерьеру последние, исходя из изображений, напоминали ахалтекинцев[706]. Таких благородных коней аланы захватывали во время набегов, в частности, на Мидию, славившуюся своими нисейскими лошадьми (Ambros. De excidio urbis Hierosol., V, 50: et imperatis brevi velocibus equis…). Не отрицая возможность использования этой породы, все же представляется более вероятным, что основным видом коня у сарматов и аланов был небольшой выносливый степной конь[707]. Эта порода, близкая по конституции современным казахским и монгольским коням, широко использовалась уже скифами[708]. А в погребениях катафрактов у хутора Городского кони были средневысокие степные – в холке в среднем 1,34–1,44 м, тогда как в Ленинохабальском могильнике найдены животные среднеазиатского типа, а в Карпатском бассейне сарматской эпохи основная масса лошадей имела рост 1,2–1,28 м, хотя некоторые были 1,28–1,46 м[709]. Хотя, как отмечал Э. Бонно дю Мартрей, мускульная сила коня не находится в прямой зависимости от его роста[710]. Вместе с тем, по подсчетам современных гиппологов, нормальная нагрузка на коня составляет треть от общей живой массы, в абсолютных же величинах более мелкий конь более вынослив[711]. Кроме того, сам катафракт, сражающийся в тяжелом доспехе, для которого нужен сильный конь, будучи достаточно зажиточным человеком, естественно, выберет себе хорошего рослого коня.

Письменные источники также говорят о наличии у сарматов невысокой породы животных. Так, Страбон (VII, 3, 18), обобщая, говорит, что в Северном Причерноморье лошади мелки. Эти животные отличались большой выносливостью, но уступали в скорости другим благородным породам древних коней[712]. Видимо, поэтому латинский поэт I в. н. э. Граций Фалиск (Cyneg., 497–520) не упоминает среди прочих коней (фессалийского, микенского, элейского, парфянского, нумидийского), рекомендуемых им для охоты, сарматского. Последний в римском мире использовался для охоты на быстро– и долго бегающую дичь. Арриан (Cyneg., 23,2–4) рассказывает: «Но ланей там, где равнины удобны для скачки: у мисийцев и у гетов, и в Скифии, и по Иллирии, преследуют на скифских и иллирийских конях, ибо они сначала не добры в скачке, и ты, возможно, будешь всячески презирать их, рассматривая в сопоставлении с конем фессалийским либо сицилийским, либо пелопоннесским, но они, приспособленные к труду, все выдерживают. И тогда ты, возможно, узнаешь, что тот быстрый, большой и гордый конь изнемогает, а этот, худой и шелудивый, сперва проходит мимо первого, затем опережает его, а затем ускакивает вперед от этого животного. Выдерживает же он именно столько, пока не изнеможет лань». Вероятно, в данном пассаже речь шла об аланском коне. Ведь Арриан в рассказе о своей современности употребляет название скифы как синоним аланов. Так, он два раза в своей «Тактике» говорит о коннице сарматов и аланов (Arr. Tact., 4, 3; 7), а в третьем месте заменяет последнее название на скифов (Arr. Tact., 11, 2; ср.: Arr. Ac., 31). С другой стороны, даже если имелся в виду собственно скифский конь, то и тогда степной конь скифов был идентичен сарматскому[713]. А сарматский конь, в свою очередь, не отличался от используемого аланами (Mart., VII, 30, 6). Резвость степных коней с предельной скоростью была невысока, но они отличались большой выносливостью[714]. Вероятно, из-за последнего качества и Оппиан Апамейский, автор поэмы об охоте (ок. 200 г.), среди лучших охотничьих коней называет скифского, наряду с этрусским, сицилийским, критским, мазикским, ахейским, каппадокийским, мавританским, магнетским, эпейским, ионийским, армянским, ливийским, фракийским и эрембским (Opp. Cyneg., I, 170–172). Видимо, и сарматы использовали такого коня для охоты в болотистой местности на оленей и кабанов, а на равнинной – на серн и диких ослов (Strab., VII, 4, 8).

Вероятно, подобного коня имел и страстный охотник император Адриан (117–138 гг.). Дион Кассий (LXIX, 10, 2) рассказывает об этом императоре: «Существует свидетельство об его усердии на охоте: конь Борисфен, которого он особенно на охоте гонял. Ибо, когда он пал, Адриан и могилу ему соорудил, и стелу поставил, и эпиграмму написал» (ср.: SHA, I, 20, 12). Примечательно, что именно эта мраморная стела была найдена в Апте (Нарбонская Галлия). Стихотворная надпись на ней гласит (CLE. Vol. II: № 1522): «Борисфен-алан, цезарский рысак (veredus), который имел обыкновение лететь по равнине, топям и этрусским холмам на паннонских вепрей; и ни один преследуемый вепрь не отважился ранить его белесым клыком или даже, как обычно случалось, окропить край хвоста слюной изо рта. Но со здравой молодостью, с неповрежденными суставами, он, похищенный смертью в свой день, тут был положен в землю». Как полагает французский антиковед Жак Эймар, речь идет о последствии охоты Адриана в Этрурии в 121 г.[715] Нельзя совершенно ясно определить, являлся ли этот конь обычным степным скакуном или он представлял собой улучшенную высокую породу. Однако судя по тому, что конь был предназначен для охоты на кабанов и мог долго бежать, он представлял собой выносливого степного коня[716]. Поэтому и Дион Кассий отмечает, что даже такое выносливое животное страстный охотник Адриан загнал.