— Ничего не понимаю, — пожаловалась я парням, — зачем надо было писать завещание сейчас? Я не собираюсь возвращаться на Кериму. Да и оставить все жене и детям, когда они у него будут, будет гораздо правильней. Хотя, конечно, он тогда просто завещание изменит. Но это какой-то бред?

— Так значит он тебе ничего не сказал? — развернулся ко мне Петька.

— Что не сказал? — уточнила я, чувствуя, как во мне начинает просыпаться смутное беспокойство.

— Что произойдет после того, как ты улетишь?

— Сай сказал, что браслет расстегнется, — растерялась я, — и я буду свободной.

— В некотором смысле так оно и будет, — кивнул Петер.

— Что ты морочишь девочке голову, — возмутился Пауль, — взялся говорить, так нечего кота за я… за хвост тянуть! Вдовой ты будешь, Сонечка, вдовой.

— Как вдовой? — ахнула я, — А разве у мужчин браслет не расстегивается?

— Расстегивается, если жена умирает. А ты у нас, Сонечка, живее всех живых, и даст бог так дальше и будет, иначе с нас с Пашкой шкуру с живых спустят — сначала отец, потом твои тетушки.

— Вы меня разыгрываете, не может такого быть! — я отказывалась верить тому, что услышала.

— К сожалению, нет, — отозвался Петер, — нас вчера друзья твоего мужа на эту тему просветили. Наверное, надеялись, что мы как-нибудь сможем вложить тебе это в голову, раз Сайгон взял с них слово, что они будут молчать.

— Это Керима, детка, — включился в разговор Пауль, — неудачник, который не сумел удержать жену — должен умереть. Выбор женщины!

Сознание, как это обычно и бывает при плохих новостях, уцепилось за знакомое словосочетание. "Выбор женщины, выбор женщины", — крутилось у меня в голове, и тут я вспомнила, когда впервые услышала про этот проклятый выбор. Ночью после свадьбы, когда Сай баюкал меня в объятьях и рассказывал про браслеты. Нет, он не врал, он вообще ни разу не соврал мне, он просто недоговаривал! И тут я поняла, что я злюсь. Вернее не так. Меня накрыло холодным, яростным бешенством. Все время, что мы провели рядом, все это крастовое время мы, отчаянно нуждаясь друг в друге, старались держать дистанцию, недоговаривая, умалчивая, уходя от темы. Мы даже ни разу толком не поговорили. И только случай и добрая воля братьев Хольм позволила мне узнать о том, что мой любимый человек собирается красиво умереть во имя нашей же с ним любви.

— Ну-ка, Паш, пусти меня за руль, — рявкнула я на Пауля и полезла к креслу пилота, на ходу выуживая из кармана штанов родной, подаренный родителями бук.

— Петька, делай, что хочешь, но мне нужен выход на межгалактическую связь, — сунула я бук второму баронскому сыну, — мне вот с этим абонентом очень поговорить надо. На громкую связь поставь!

Заняв кресло, и пристегнувшись я с усмешкой услышала, как братья защелкали замками ремней безопасности. Те пару раз, что я сидела за рулем флайбуса во время наших встреч на каникулах, запомнились им надолго.

— Ну что, смертнички, — хмыкнула я, перепрограммируя маршрут на навигаторе, — Покувыркаемся? Сейчас я всем там покажу, что такое "выбор женщины"!

Флайбус завершал резкий поворот, когда на буке запиликал сигнал ожидания соединения.

— Тетя Берта, — заорала я, когда соединение было установлено, — Это Соня-Птичка, и мне нужна твоя помощь!

Недалеко от Таншера мы попали под дождь, и мне пришлось скинуть скорость. Поле над лобовым стеклом прокатного флайбуса было слабеньким и справлялось с водой, льющейся из разверзнутых хлябей небесных с большим трудом, я бы даже сказала, что почти не справлялось. Последнюю часть пути я проделала практически вслепую, положившись на прокатный же навигатор. Садиться во двор нашего с Саем дома я посчитала ненужным выпендрежем, поэтому парковаться пришлось прямо на улице. К сожалению, парковалась я несколько хуже, чем водила, но признаться в этом мешала гордость, поэтому мы долго совершали мелкие маневры в ограниченном пространстве.

— Ты еще записку под стекло сунь: "Если Вам мешает мой флайбус — позвоните по такому-то телефону", — буркнул с заднего сиденья Пашка, которого мутило.

— Непременно, дорогой, — мурлыкнула я, пытаясь при помощи зеркальца и одолженной у Петьки расчески сообразить видимость аккуратной прически, — беда только в том, что тут не работает мобильная связь.

— О! Твой бежит! — Петька смотрел в окно со стороны, которая была обращена к нашему дому.

— Сейчас вымокнет, заболеет и сам помрет! — мстительно предсказал Пашка, — И будет прав. Потому что иначе ты его угробишь в первый же раз, как окажешься за рулем флайбуса.

— Не дождешься! — показала я ему язык, — Я собираюсь жить с ним долго и счастливо! И умереть в один день.

— Видимо, подравшись, — прокомментировал Петька, — смотри, он настроен решительно!

— Документы дай, страдалец, — попросила я Пашку.

— Намокнут же, — простонал тот, выудил из кармана на дверце зип-пакет, и надежно упаковал бумаги в него, — держи уже, спасительница человечества. Нет, я знал, что ты ненормальная. Но я и предположить не мог, что ты ухитришься превратить в балаган даже собственную эвакуацию.

— У меня вообще много талантов, — без ложной скромности сообщила я, и вывалилась под дождь, навстречу первой семейной ссоре.

Обогнув флайбус я неспешно дошла до парадных ворот и зашла в калитку, глядя, как на таком любимом лице Сая отражается целая гамма эмоций. Неверие, удивление, восторг, надежда, беспокойство, — клянусь, в этот самый момент я и думать забыла о разборках, больше всего мне хотелось просто броситься ему на шею. Но этот… драный кот все испортил.

— Соня?! Что происходит?!

— Что происходит? Это ты у меня спрашиваешь, что происходит? По-моему это я должна спросить, какого… краста тут происходит?

Я, потрясая пакетом с документами, наступала на растерянно пятящегося от меня Сая, белая тонкая одежда которого, явно не предназначенная для прогулок, промокла и липла к телу. И даже дождевые капли, собиравшиеся на моей коже в ручейки и затекавшие за ворот форменной рубашки, не охлаждали, а, наоборот, подстегивали.

— И как это прикажешь понимать, любимый? — осведомилась я, вновь помахав перед ним пакетом с документами.

Удар достиг цели. Сай замер от неожиданности и подпустил меня слишком близко.

— Выбор женщины, значит? — сердилась я, — А как до дела — сам все решил, и мнения не спросил? Завещание, значит?

Первый, меткий удар пакетом пришелся по плечу, от второго Сай увернулся, но меня уже было не остановить. Я молотила его пакетом куда придется, чувствуя, что из глаз текут слезы, и радуясь, что все можно списать на дождь.

— Я тебе покажу сейчас выбор женщины! Ты у меня на всю оставшуюся жизнь запомнишь! Как! Решать! Что-то! За! Меня! На всю жизнь, понял?! А жить тебе придется долго! Уж я! Об этом! Позабочусь!

Сай больше не уворачивался, он стоял передо мной, терпеливо снося удары пакетом и блаженно улыбался. А когда я выдохлась — шагнул навстречу, прижал к себе и поцеловал так, что я забыла даже о поливающем нас дожде.