Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последствия этого – были не такими, как было принято представлять. Арзо поставили по поведению двойку в четверти – но его это ничуть не смутило и не направило на праведный путь: двойками и тройками его дневник просто пестрел, это была не первая и не последняя. Единственно, по чему он успевал – это по физкультуре, да так, что представлял школу на республиканских соревнованиях. За это – многое прощалось.
Завуча – вызвали в ГорОНО и отчаянно отлаяли за то, что она, не посоветовавшись с куратором школы в РОНО, получив информацию о поджиге, вызвала милицию. Информация ушла выше – и теперь, получается, она бросила пятно на честь школы и на честь РОНО, теперь они у всех на слуху и могут быть проблемы. Завуч спросила, что ей делать с Арзо и получила ответ, какой давали на такие вопросы в девяносто девяти случаях из ста. Пацан представляет школу на республиканских спортивных соревнованиях, поэтому ни о какой спецшколе не может быть и речи. Право на получение среднего образования имеют все дети, это закреплено законом – поэтому тащите, как хотите. Благо восьмой класс, осталось ждать недолго. Потом выпихнем в ПТУ или ФЗУ.
Скандал был такой, что на следующий день завуч слегла в больницу с сердцем.
История эта с поджигой и слегшим с сердцем завучем оказалась хорошо известной, вплоть до подробностей. Здесь мало что возможно было утаить. Чеченцы моментально сделали выводы и почувствовали свою безнаказанность и слабость системы против них. Они сплотились, нашли и изгнали из своих рядов стукача и слабака, а Арзо стал у них непререкаемым авторитетом.
Так получилось… нехорошо, конечно получилось, что он, Михаил, авторитет русской группировки и Арзо, новый авторитет чеченской группировки – влюбились в одну девочку и звали ее Наташа. Она была русской… из интеллигентной семьи, жила у бабушки и здесь же ходила в школу. Верней, первым проявил к ней симпатию Михаил, намного раньше, чем в школу пришел Арзо. Арзо же проявил симпатию исключительно потому, что ему хотелось унизить русского и потому, что он уже тогда считал – что все русские б…и – его. Наташа выделяла Михаила, но сближаться не позволяла – ей не нравилось, что у Михаила был имидж бунтаря и хулигана. Арзо же ее вообще шокировал – не тем, что чеченец, а своими разболтанными манерами. Короче говоря, девушка выделяла Михаила, но не была готова отдать свое сердце ни тому, ни другому.
С тех пор, как Арзо стал лидером чеченцев – произошло несколько локальных, но жестоких стычек, больших же драк ватага на ватагу – не было, он этого не позволял. Михаил же – чувствовал, что дело идет к большой беде, он сам, и многие другие пацаны ходили в качалку, передавали с рук на руки переписанные книги по каратэ, ушу и другим восточным единоборствам, ставшим тогда очень модными, кто-то делал запрещенные нунчаки, а сам Михаил – носил в кармане небольшую гантель.
В тот день были танцы. Прямо в школе, раньше это было нельзя, а теперь – можно. Естественно, под присмотром – но можно. Аккуратно выносили в коридор мебель и получали что-то вроде танцплощадки. Ира Гехтер приносила магнитофон «Шарп», у нее отец был где-то в загранкомандировке и привез оттуда. Крутили «Модерн Токинг», Сандру, Ритмы зарубежной эстрады…
Он оделся прилично в тогдашнем понимании – черная рубашка, джинсовый костюм с курткой – джинсы[35] тогда уже привозили, варенки отходили в прошлое. Сунул в карман привычную гантель.
– Ты куда?! – спросила мать из кухни, которая у них была как бы отделена от дома, чтобы запах не проходил
– В школу, мам!
– Не позже двенадцати! Куртку одел?
Михаил не слышал – он уже выскочил за ворота.
Была весна – такая же как сейчас, ранняя, мрасная. Снега тут почти не бывало, он был в горах – а здесь только слякоть и грязь. Вода буквально висела в воздухе, в темноте молочно-белыми шарами горели фонари. Где-то вдалеке – звякал трамвай.
Он остановился у соседнего дома, там было что-то вроде проволоки, если ее нужным образом подергать – в нужной комнате этого дома раздался сигнал. Он подергал – и через пять минут на улицу вывалился Петька Бурак, одетый поплоше – его родаки не могли позволить покупать джинсы. Петька был красный и злой.
– Хайль – поприветствовал он друга и соратника фашистским приветствием. Это тоже было модно – вызов обществу. В школе так не здоровались – не миновать проработки у директора, если увидят.
– Хайль. Чо красный?
– Ништяк. Батя шарманку завел, едва вырвался. А у тебя – чо?
– Да ничо. Двинули.
– Двинули.
По улице они пошли уже вместе – что было намного безопаснее, чем одному. Грозовые тучи копились, они уже висели темным облаком над школой – и они это чувствовали.
– У Арзо старшак откинулся[36], – сообщил новость Петька, – вчера куролесили.
– Теперь хлебнем.
– Точняк. Арзо и так сорванный был, а щас вообще оборзеет.
Петро шмыгнул носом и заключил
– Не знаю, как ты, старшой, а по мне – ждать нечего. Надо оборотку давать.
– Они нам пока ничего не сделали.
– Как ничего?! А Косаря отметелили – трое на одного! А твою телу по углам мацают!
От хлесткого бокового Петро уклонился, вошел в клинч со своим другом. Михаил, красный от злости, поддал ему коленом – раз, другой
– Хорош, хорош! Хорош! Брат, ты чего?! Ну не держи зла, сдуру сказал.
– Базар фильтруй!
– Хорош!
Треснула, поползла под пальцами ткань.
– Козел!!! – взвыл Петро
Михаил отпустил Петро, шагнул в сторону.
– Не, ну ты чо – а? Ты же мне куртку порвал!
– Базар фильтруй! – повторил Михаил – еще раз услышу…
– Все, хорош. Ни слова. А мне чо теперь – домой?
– Разденешься и все в школке.
– Разденешься и все… – передразнил Петро – мне дома всыплют за то, что порвал, будь здоров. А только ты…
– Что – приостановился, сбился с шага Михаил.
– Вчера сеструха моя базарила. Видела, как Арзо и Якуб, шестерка его – твою Наташку на первом этаже под лестницей зажали. Я честно говорю, не бесись ты!
– У сеструхи твоей язык без костей.
– Как знаешь. Но я все же дал бы оборотку.
* * *
У школы уже гремела музыка, было слышно даже с улицы. По завешанным сетками окнам спортзала – метались разноцветные блики – врубили и цветомузыку.
Тогда милиционеров на входе не было, они прошли в свой класс, разделись. Танцевали на первом этаже и в актовом зале.