Я продолжаю отбиваться и кричать.

Он за ноги втаскивает меня на площадку, но я, вытянув здоровую руку, цепляюсь за дверную раму. Он сильнее дергает меня за ноги. Я держусь изо всех сил. Я не сдамся. Я буду сражаться до конца.

В ярости он бросает мои ноги и сильно бьет меня каблуком по запястью. Я чувствую, как трещит кость, и слышу собственный вопль. Сломанная рука уже не поможет – пальцы разжимаются.

Я на вдовьей дорожке.

Спустилась ночь. Вместо Бена я вижу лишь темный, размытый туманом силуэт. Вот таким будет мой конец – меня сбросят вниз. Смертельное падение на землю.

Подхватив меня под мышки, он рывком придвигает меня к перилам. Туман такой же влажный, как и слезы на моем лице. Я чувствую соль, в последний раз вдыхаю воздух, пахнущий…

Морем.

Сквозь клубящийся туман проглядывает фигура, которая во тьме принимает угрожающие размеры. Это не какая-то там дымка, к нам приближается нечто настоящее, материальное.

Бен тоже видит это и замирает, вглядываясь в темноту.

– Какого черта?

Он резко отпускает меня, и я тяжело плюхаюсь на площадку. Приступ боли пронзает шею – он настолько мучителен, что на мгновение в моих глазах темнеет. Я ничего не вижу, но слышу удар – чей-то кулак обрушивается на плоть и Бен кряхтит от боли. Потом я различаю две тени, сражающиеся в тумане, – они крутятся и извиваются в чудовищной смертельной пляске. Внезапно они накреняются в сторону, и я слышу треск дерева, которое ломается в щепки.

И вопль. Вопль Бена. До конца моих дней этот крик будет эхом отзываться в моих кошмарах.

Надо мной возвышается чья-то фигура – широкоплечая, укутанная туманом.

– Спасибо, – шепчу я.

А потом все погружается во тьму.

Я не могу повернуть голову: шейный бандаж сковывает шею и плечи. Я лежу на спине в «скорой» и могу смотреть только в потолок, на бутылку с внутривенным раствором. На ее стекле мигает отражение проблесковых маячков. На улице бормочут полицейские рации, и я слышу, как подъезжает еще одна машина – ее шины трещат по гравию.

Кто-то светит фонариком мне в левый глаз, а затем в правый.

– Зрачки по-прежнему одинакового размера, реагируют на свет, – комментирует врач «скорой». – Мэм, вы знаете, какой сейчас месяц?

– Сентябрь, – бормочу я.

– А день?

– Понедельник. Как мне кажется.

– Ладно. Хорошо. – Он тянется вверх, поправляет капельницу у меня над головой. – У вас все нормально. Я только получше заклею катетер.

– Вы видели его? – спрашиваю я.

– Кого?

– Капитана Броуди.

– Я не знаю, кто это.

– Когда вы поднялись наверх, чтобы забрать меня, он был там, на вдовьей дорожке. Он спас мне жизнь.

– Прошу прощения, мэм. Наверху я видел с вами только мистера Хаскелла. Именно он вызвал «скорую».

– Там был Нед?

– Он и сейчас здесь. – Врач высовывается из открытых задних дверей машины и кричит: – Эй, Нед, она спрашивает о тебе!

Через мгновение надо мной склоняется Нед:

– Как вы, Эйва?

– Вы ведь видели его, да? – бормочу я.

– Она говорит о каком-то Броуди, – поясняет врач «скорой». – Будто бы он был там, на вдовьей дорожке.

Нед качает головой:

– Наверху я видел только вас и Бена.

– Он пытался убить меня, – тихо поясняю я.

– Насчет его я не знал наверняка, Эйва… Хотя все эти годы задумывался о том, как все-таки погибла Джесси. А потом Шарлотта…

– Полиция решила, что это вы ее убили.

– Да и другие так думали. Когда вы стали встречаться с Беном, я забеспокоился, что все может повториться.

– И поэтому поехали сюда за ним?

– Я услышал, как вы кричали на крыше, и все понял. Вообще-то, я всегда подозревал, что это его рук дело. Но никто меня не слушал, да и с чего бы? Он был доктором, а я всего лишь…

– Человеком, который говорит правду. – Мое запястье еще не перевязали, и если бы оно так не болело даже от слабого движения, я бы схватила его за руку.

Мне хочется многое рассказать ему, однако водитель «скорой» уже завел двигатель, так что Неду пора уходить. Он выбирается наружу. Хлопают двери «скорой».

Словно мумия, я закована в шейный бандаж, а потому не могу выглянуть и посмотреть на грузовичок, который должен увезти тело Бена Гордона в морг. И мне не удается бросить прощальный взгляд на дом, где я могла бы встретить свой конец, если бы не Хаскелл.

Или меня все-таки спас призрак?

«Скорая» подпрыгивает на неровной подъездной аллее, а я закрываю глаза и снова вижу Джеремию Броуди, который стоит на вдовьей дорожке и, как обычно, несет вахту.

Он всегда будет нести ее.

Возле моей кровати висит белая занавеска, закрывающая вид на дверь. У меня двухместная больничная палата. Моя соседка – весьма популярная дама, у которой всегда есть посетители с цветами. Я ощущаю аромат роз – через занавеску до меня доносятся приветствия:

– Привет, бабушка!

– Как ты чувствуешь себя, дорогая?

– Мы так ждем тебя дома!

Все это голоса любящих ее людей.

С моей стороны занавески всегда царит тишина. Меня навещал только Нед Хаскелл – он забегал вчера сообщить, что присматривает за моим котом, – да наведывалась полиция штата Мэн; тамошние детективы приходили ко мне сегодня утром, чтобы задать примерно те же вопросы, что и вчера. Они обыскали дом Бена и нашли картину, которую я описывала. Обнаружили его ноутбук, а в нем фотографии – мои и Шарлотты, – сделанные с помощью телескопического объектива через окно спальни. Вероятно, с Шарлоттой случилось то же, что и со мной: доктор начал ухаживать за новой съемщицей Вахты Броуди. Может, она почувствовала что-то неладное и попыталась порвать с ним? Столкнувшись с отказом, он ответил насилием, как это было с пятнадцатилетней Джесси Инман два десятка лет назад.

При наличии судна избавиться от тела несложно – труднее скрыть тот факт, что твоя жертва пропала. Гордон упаковал вещи Шарлотты, и для окружающих все выглядело так, будто она сама решила уехать из городка. Однако детали он не предусмотрел, и они в конце концов выдали его. Почтовый ящик, заполненный письмами. Разлагающееся тело, найденное в бухте. И машина Шарлотты, пятилетняя «тойота» с ее вещами, которую только вчера обнаружили в пятидесяти милях от Такер-Коува. Если бы не все эти подробности и не вопросы, которые я постоянно задавала, никто бы и не узнал, что Шарлотте Нильсон так и не удалось выбраться живой из штата Мэн.

Мое убийство тоже запросто могли не заметить. Я сумасшедшая съемщица, которая видела призраков в доме; мусорное ведро в моей кухне было переполнено пустыми бутылками. Подобная особа вполне могла выйти как-нибудь ночью на вдовью дорожку и упасть вниз, несмотря на перила. Жители городка дружно качали бы головой, сплетничая о трагической смерти заезжей любительницы выпить. Они решили бы, что снова сработало проклятие капитана Броуди.