Они воротину эту поднять-то подняли, и вот тогда кто-то из них, опять же по злобе и нерассуждающей зависти к ней, к Крепе по прозвищу Скала, или по глупости, решил позабавиться. Почти все сделали вид, что створку держат, а на самом деле руками только касались, но не держали. И весь вес этой штуки на циклопу пришелся. Она бы, может, и удержала, но еще кто-то ее в этот момент локтем в живот ткнул, хотел куда понежнее попасть, но она как-то сумела развернуться, даже успела понять, что это – один из приспешников Малтуска, мелкий такой гнолл, Крепа и имени-то его не помнила… В общем, она тогда взяла и тоже створку эту отпустила, прямо на голову этого дурака.

Когда того вытащили, у него грудь оказалась раздавленной, а она разве виновата, что другие-то не держали, как оказалось, створку ворот этих? Нет же, Н’рх во всем ее обвинил и в том, что еще и солдата, считай, потеряли, потому что с проломанной-то грудиной он для службы уже не годился, конечно. Но самое интересное, что и ворота сбоку треснули, и ведь не очень-то сильно треснули, но все равно кому они были с трещиной нужны? Пришлось их по новой переделывать, а это – новые расходы, которые решили списать с нее, с Крепы, и выходило, что ей почти два года теперь придется служить без денежного довольствия, без этих обязательных мешочков с серебром, которые они получали четырежды в год, перед каждым новым сезоном… В общем, скотина он был, этот Н’рх, и Малтуск тоже – скотина, и вообще, служить с такими рядом не хотелось. Была бы какая-нибудь война или хотя бы простой поход, еще можно было бы вытерпеть, но вот так – без денег, без дела, без добычи и у злобных уродов двуглазых в подчинении – нет, она так не хотела. Хотя все ж приходилось еще пока…

От этих размышлений ее отвлек скрип ступеней на шаткой деревянной лестнице – кто-то к ней поднимался. Она прислушалась, это было необычно, но куда необычней было, что этот кто-то был легким, наверное, даже из мелкоты местной. Может, служанка какая, подумала Крепа, но особенно гадать не собиралась, и так все станет ясно через полминуты.

Крышка в полу откинулась, в люке показался сначала шишастый шлем, потом крепенькая короткопалая рука поставила на пол башни холстину, и, позвякивая едва не полным вооружением, к ней наконец поднялся сам самозваный полусотник, фельдфебель Н’рх, командир гарнизона Трехгорной крепостишки. Он был суров, деловит, и лишь в его маленьких, злых глазенках блестело затаенное удовлетворение своей ролью и властью. Таким он был всегда, хотя примешивалось что-то еще, Крепа не могла сразу распознать – что же именно его так радовало?.. Да и радовало ли?

Он отряхнулся, оправил ремень, на котором висел короткий, карличий меч, больше похожий на обычный плоский кинжал, каким, сказывают, в прежние-то времена фалангисты любили драться, чтобы строй фаланги не нарушать.

– Ты как тут, не соскучилась? – Он улыбнулся, лучше бы этого не делал, потому что зубы у него были плохими, стертыми, выдающими истинный возраст карлика. Поскольку Крепа молчала, он добавил, оглядываясь по сторонам: – А я вот решил самолично посты обойти.

Карлики обычно не выносят высоты, это было всем известно. И то, что Н’рх поднялся сюда, было необычно, поэтому Крепа и на это ничего не ответила. Самозваный полусотник пнул ногой мешок, который принес с собой:

– Тут тебе еда на три дня.

Он осторожно, будто по тонкому льду, подошел к краю башни, выглянул во двор их форта, тут же быстренько отступил в центр площадки, сделал вид, что изучает склоны всех трех гор, но особенно долго присматривался к дороге с перевала, той дороге, которую они, собственно, обязаны были охранять.

– А вода? – спросила Крепа.

Выговор у нее был не очень, она и сама знала про свой акцент, но все же разговаривать по-местному умела. Про других циклопов рассказывали байки, что они вовсе бессловесными остаются, лишь команды и научаются разбирать. Кажется, отсюда и пошла байка об их тупости, хотя очень-то глупых Крепа среди них не встречала, не были они тупыми, как тролли, например, и все тут.

– Воду я забыл, – с фальшивым сожалением признал карлик. И стал ждать, как она отреагирует на его очередной укус.

Крепа заглянула в люк, никого с Н’рхом не было, он действительно пришел один. Это было ей на руку.

– Опять негодничаешь, фельдфебель? – спросила она, пока еще мирным тоном.

– Ты как?.. Я тебе командир, какой бы чин ни носил, солдат. Ты не очень-то задирайся, а то я могу…

– Ничего ты не можешь, коротышка. Если бы мог, давно бы сделал… И ведь сделал же, во всем меня обвиняешь в докладах своих. Вот только хуже дыры, чем Трехгорная эта, куда бы меня отослать, даже офицерью в штабах придумать не получается.

Циклопа отошла в сторону, хотела по пути толкнуть Н’рха, чтобы он в угол площадки отлетел, но потом не стала – еще свалится с башни, вот тогда ее точно сечь бы решили.

– Крепа, ну отчего ты такая, а? – вдруг почти заныл карлик.

Он и сам заметил, что она его чуть не толкнула, поэтому отступил на пару шагов, если бы с ними был кто-нибудь еще, он бы на нее орать начал, обязательно начал, а вот один на один он решил крик не поднимать. А может, он меня попросту боится, вдруг подумала Крепа и от этой мысли, такой согревающей и простой, едва не рассмеялась.

– А кто мне кровь тут вознамерился портить придирками да жалобами по начальству? И еще спрашивает потом – отчего такая?.. – Она смотрела на него уже откровенно зло, приступ веселья прошел, будто его и вовсе не было.

– Вы, все ваше племя одноглазое – все вы злые и бесчувственные!

– Дурак ты, – почти рассудительно отозвалась она. – А хуже всего, что ты дурак и дела у тебя нет, чтобы об этом хоть изредка забывать. Вот и бесишься, вот и придумываешь, чем бы другим досадить. При нормальной-то службе таких, как ты, разок поколотят, если не подействует, еще поколотят, глядишь, они и становятся нормальными. А тут… – Она вдруг решилась задать ему вопрос, который давно ее дразнил. – Ты хоть однажды в настоящем-то бою бывал? Или иначе спрошу: ты в какой войне свой чин выслужил, карлик?

И оказалось, что это было его самое больное место. Наверное, потому, что нигде он особенно не прославился. Зато сама-то Крепа была, вернее, когда-то считалась ветераном. И кинжал у нее был именной, наградой от все того же герцога Шью за взятие Сурны, было там дело лет пять назад, она там в одиночку от целого копья кентавров отбивалась и, хотя получила три раны, все же позицию удержала. А еще у нее было два золотых медальончика, один за взятие какого-то огромного обоза, только давно уже, лет семь или больше тому назад, а второй за поимку какого-то очень важного для герцога офицера из армии барона Сумли, с тем тоже когда-то воевали, пока он не принес вассальную присягу герцогу, но она тогда еще совсем молодой была, даже гордилась этой наградой, хотя и пропила ее позже в одном из кабаков все той же Сурны, потому что потери там случились огромные, а она все же выжила.

– Да знаю я, что ты у нас – легенда среди прочих из твоего племени. Но мне-то что до того? – ответил Н’рх зло, но и нерешительно. – У меня своя служба, не тебе меня спрашивать. Есть другие, кому об том думать следует и кому мною командовать.