Тогда Крепа вдруг почувствовала, что голодна. Подошла к мешку, взвесила, опять на кухне половину пайки выделили, не все, что ей полагалось бы как нормальной циклопе. Раскрутила веревочку, которой была завязана горловина, заглянула внутрь. Хлеб был с червоточиной, и не хлеб уже, а так – сухарь величиной с буханку, рыба протухла, не очень большой кусок мяса был пережарен на огне, а ведь всем известно, что она любила, чтобы мясо еще чуть сочилось соком. Пара небольших луковиц оказалась тоже побита и начинала гнить.

– Мне на три дня три буханки хлеба положены, – буркнула она.

– Там внизу гречневые лепешки с салом, как повар сказал.

– Врет он все, твой повар. Хорошо если в прошлом году ту сковороду, на которой он лепешки пек, хотя бы разок смазали. Сказал тоже, с салом… – Подняла голову, посмотрела на Н’рха с прищуром. – Пива вечернего, как полагаю, я все еще лишена?

– А воду, – не отвечая на вопрос, отозвался карлик, – поднимешь сама. Кувшин на веревке спустишь, покричишь, и кто-нибудь наполнит из колодца.

И тогда она с удовольствием произнесла то, что давно думала и что давно хотела сказать:

– Гад ты все же, Н’рх, и жмот, каких мало, совсем, видать, заворовался. – Подождала, наслаждаясь эффектом, а карлик и в самом деле начал краснеть от злости, от обиды и от оскорбления, конечно. – Такой хавчик лишь для нормального солдата, и то – мало окажется. Легионеры, к слову сказать, в мирное время больше получают.

– А мы не легионеры, и ты – не легионер уже!.. – выкрикнул карлик и лишь тогда решил образумиться. Выпрямился, стал суше и тверже лицом, даже бороденку свою пригладил, чтобы начальственность в кулак собрать. – И у нас мир пока, как ты могла заметить.

– Мир?.. Ну-ну, – неопределенно промямлила Скрепа и решила про свои ощущения о том, что кто-то к ним направляется, командиру не говорить.

Как он с ней, так и она с ним, с ними всеми. Пусть потом сами крутятся, как хотят.

И уже снизу, опустившись на землю, Н’рх прокричал:

– Знаешь, Скала, я тебя тут, пожалуй, запру.

– Эгей, – тут же заорала она в ответ, – а как же мне по нужде?

– Тут внизу места тебе хватит, а потом как-нибудь вынесешь, чего нагадишь.

И он ее действительно запер, Крепа слышала, да небось еще навесил такой замок, что и ей, пожалуй, было его непросто вышибить. Впрочем, она рассчитывала, что до этого не дойдет. К тому же, кажется, только на это карлик и рассчитывал, чтобы отправить еще одно донесение о том, что она уже двери ломает и форт стала крушить-разламывать… Но вот с водой было худо. Крепа даже подумала, что какой-нибудь из этих гадов, тот же Малтуск например, если она к кому-то обратится за помощью, может кувшин ее и разбить, якобы ненароком. В общем, как ни удивительно, она приготовилась сидеть тут, словно бы в осаде, а что еще она могла? В таком вот положении оказалась и подозревала, что оно может сделаться еще хуже.

С водой вышло совсем плохо. Остолопы гарнизонные, зная, что их сварливый и не умеющий прощать командир не очень-то жалует Крепу, отнюдь не спешили ей на помощь. Один раз она почти отчаялась, выкрикивая, как какая-нибудь кукушка, со своей башни проходивших мимо солдат, которые – ведь видно было – попросту маялись от безделья, но на кувшин, который она спустила на веревке, внимания не обращали.

А пить все же хотелось, несмотря на холод, который из-за ветров, порой очень свежих, как и должно быть в горах, начинал донимать ее особенно под утро, когда воздух еще и влагой напитывался, то ли от росы, то ли спускался с ледников, которые венчали не такие уж далекие вершины западного хребта.

В общем, пришлось ей не раз и не два даже угрожать кому-то из самых молодых и потому послушных, чтобы они все же наполнили ей кувшинчик из колодца, объяснив, что не век же она будет тут сидеть, а вот когда спустится, тогда… Это подействовало раз, второй, а потом в дело вмешался Малтуск – отродье гнилой рыбы. Он как-то отодрал одного из самых забитых и потому трусоватых новобранцев за ухо, чтобы тот не лез, куда не просят. Такой уж он был, этот лестригон, всегда демонстрировал свою силу на самых слабых. Подонистый в общем-то трюк, но это, к сожалению, действовало.

И еда, которую Н’рх принес на три дня, закончилась уже к исходу дня второго, и весь третий день Крепа просидела голодной. При этом у нее еще и мысли появились о том, что ведь «забудет» ей новый паек этот грязный карлик принести, может и пару-тройку дней об этом не «вспоминать», а потом сделает удивленные глаза, разведет руками, мол, виноват, но это и не очень-то важно, у него ведь есть дела поважнее… Скотина он и сволочь, думала Скала, прикидывая, когда можно будет попробовать выломать дверь, чтобы совсем уж дурой не оказаться.

Вот в этих размышлениях и прошел третий день, и никто ей, конечно, новый мешок, хотя бы с теми сухими лепешками и парой луковиц для вкуса, не принес. А под вечер, когда она уже и сама заметила, что стала слабеть от голода, вдруг над горизонтом всплыло… ощущение направленности на них, исходящее от чего-то малопонятного, незнакомого, но от этого еще более сильного, как ей показалось.

Крепа стала следить за этим вторжением, даже попробовала подсмотреть за тем, что к ним приближалось, как когда-то в детстве умела сосредоточиться, как-то по-особенному задуматься, закрыть глаза, представить что-то знакомое, например родную пещеру, и тогда… Ей становилось видно, будто бы нарисовано, что делают те, кто в этом месте находится, во что они одеты, даже иногда удавалось подслушать, о чем они говорят.

Конечно, дело это было непростое, порой так ее изматывало, что она и сама не рада была, если слишком уж долго этим дальноглядством занималась, но сейчас-то делать ей было все равно нечего… К тому же это вполне могли оказаться какие-нибудь враги, вот Крепа и постаралась от души. Представила себе горы, через которые эта штука, похоже, переносилась прямо по воздуху, представила окрестные холмы с запада, лесистые и покатые, дорогу представила, которая с той точки, где этот непонятный объект сейчас находился, еще поднималась к перевалу, петляя сложными изгибами.

Их форта даже с высоты еще не видно, его закрывала самая высокая из трех горок, но его уже скоро можно было рассмотреть… как и этого летуна, который к ним приближался. Это было странно все же, что эта штука летела по воздуху, но Крепу еще больше озадачивало, что она летит к ним, а может быть, подумалось ей, как и в первый момент, когда она только заметила это изменение за много сотен верст от их Трехгорной крепостишки, летит именно к ней. И кому это понадобилось, кому она могла потребоваться до такой степени, что за ней, возможно, выслали специальную команду и такую вот совершенную и малоизвестную в этой части мира летучую сложную машину?

А когда солнце еще не зашло за западные горы, когда до темноты оставалось еще немало времени, пожалуй часа четыре, вдруг Крепа поняла, что они видят крепость. И совершенно тому не удивляются. Эти вот летатели прошли над перевалом, из-за высоты гор они сейчас оказались над землей всего-то в полусотне локтей, почти ползли на брюхе, при какой-нибудь неловкости вполне могли задеть и высокую сосну. Но во-первых, на перевале такие здоровые лесины давно вырубили, чтобы они не мешали проложить торный путь, а во-вторых, там здоровые сосны расти не могли, уж очень каменистой была эта земля, даже невысокий кустарник там едва удерживался корнями, это Крепа знала точно, не раз патрулировала, провожала караваны или даже на посту стояла, когда вокруг неспокойно бывало – всяких бродяг, желающих через перевал просочиться без положенной подати, всегда было достаточно.