– Кто там вчера закрывал порталы… Лора, не знаешь, кто закрывал порталы? И я не знаю. Спроси у Марины, когда она освободится, – с этими словами Валерия выскользнула за дверь.

София встретилась с прищуренным взглядом «чахоточной». Ничего, подумала девушка, когда-нибудь люди будут осторожнее выбирать, как на нее смотреть и что ей говорить. Меж тем Марина, кажется, все обсудила с пожилой ведьмой и закрыла блокнот. София решительно направилась к столу.

– А, наша храбрая маленькая гостья! – Марина подняла руку в торжественном жесте – словно в подражание фигурам на классических полотнах. Софии для довершения сюжета полагалось бы поклониться в ответ.

– Здрасьте, – кивнула девушка, слегка сутулясь под взглядом опаловых глаз. – Я это… куртку забыла в Шалавнике. Никто не находил?

– Я лично запирала порталы, моя дорогая. Боюсь, что вернуться на Драконий остров и поискать твою вещь в ближайшее время не получится. Не огорчайся, я подарю тебе соболиную шубу – совсем новую. Я, может быть, один раз ее надела. Надеюсь, это послужит удовлетворительной компенсацией? Вот и славно. Но мне кажется, ты пришла не за тем, чтобы вызволить свою куртку. Выйдем на балкон.

Девушка пожала плечами. Она заметила, что Марина в разговоре с ней всегда норовила куда-то переместиться, прежде чем подойти к сути. Было в этом что-то нехорошее. То ли потребность выиграть время, то ли желание уединиться. Думает, наверное, что один на один ей будет легче внушить Софии нужные мысли. Ну, пусть попробует.

На террасе Марина действительно выбрала дальний угол, не занятый другими ведьмами. Внизу, через дорогу, раскинулась многолюдная площадь, у края которой теснились кареты, запряженные двойками и четверками лошадей. София уловила резкий запах лошадиной мочи. Надо же, достает на такую высоту. Как высоко, в самом деле. Перегнись чуть дальше через перила – и головокружение передаст гравитации все права на твое тело. Каково это, интересно, пролетев десять этажей, соприкоснуться с брусчаткой внизу? Успеет ли мозг почувствовать раскат боли, прежде чем его вещество размажется по мостовой? София отступила от края и подняла глаза наверх.

Над крышами разыгрывался пышный закат. Раздутые ветром облака напоминали многоярусные паруса, плывущие сквозь розоватую дымку. Их белизна уже не была идеальной. Как будто белое постирали заодно с цветными вещами: желтыми, лиловыми и даже зелеными. Солнце быстро снижалось, истекая огнем, и сверху наступала густеющая синева. В окнах соседних домов плавилась лава. Девушка запахнула плащ, чувствуя, как зябнут плечи. Где там ее соболиная компенсация?

– нараспев произнесла Марина.

София, кажется, знала, откуда эта строка. Но поделиться догадкой не успела, потому что ведьма строкой не ограничилась:

Марина смолкла, провожая глазами меркнущее зарево, все еще подвластная внутренней музыке, которую навеяли стихи. Пока еще она очнется… София решила, что у нее столько времени нет.

– Ведьмы что, из принципа читают авторов, которых запрещает инквизиция? Это же Фрагуд Агьюнта?

– А ты, я вижу, и сама неплохо осведомлена в нежелательной литературе. Да, Агьюнта. Бедный Фрагуд… Это стихотворение не так иносказательно, как принято думать. И оно вовсе не о смерти и не о странствиях души. Скажу по секрету, что Фрагуд по ночам превращался в нечто не совсем хорошее, не очень кроткое и весьма волосатое. Говорят, его сцапали спецслужбы, но я думаю, что он просто перевоплотился окончательно и оставил поэзию, как и остальные человеческие занятия. А жаль, зверский был любовник.

– Вы что же… Вы и Агьюнта? «От взора глаз твоих опаловых я дрогнул, как собака Павлова…» Да ведь это про вас!

София с безотчетностью, с которой нервный человек вгрызается в ноготь, стала перебирать в уме даты биографии поэта. Она надеялась хоть примерно разгадать Маринин возраст. Ведьма меж тем, судя по нездешнему взгляду, окунулась в воспоминание, запустившее сладкое покалывание вдоль позвонков и приподнявшее волоски на коже. А может, она просто поежилась от холода. Вот и румянец ее был отсветом то ли давнего увлечения, то ли догоревшего заката. Сплошная неопределенность.

– Чего мне теперь бояться, – улыбнулась Марина, – когда меня обессмертил поэт.

София разозлилась. Вместо ее прав и потребностей они до сих пор обсуждали постороннюю лирическую ерунду.

– Мне плохо, – сказала девушка.

– Да, – кивнула Марина. – Я знаю.

София подождала, пока ведьма заговорит снова. Но та молчала.

– Неделю назад я вас знать не знала. У меня все было прекрасно. А теперь…

– Только не надо, пожалуйста, про загубленную жизнь. Ты сама пришла к Соломону Лу. Кажется, тебя надоумила твоя мать. Что же ты ей не высказываешь?

– Нет, позвольте… Я ведь вас не обвиняю. Просто…

– Обвиняешь, София. Не лукавь.

– Хорошо, обвиняю! Вы подпустили меня к колдовству, а сами…

– К магии. Перестань выражаться, как селянка.

– …К магии. В общем, мне нужно еще. Хотя бы чуть-чуть.

– Я рада, что ты наконец определилась, чего хочешь. Ясность цели – это уже само по себе достижение. Особенно в твоем возрасте. К сожалению, как видишь, ситуация изменилась.

– О, нет, нет! Я не хочу ничего слышать про ситуацию. Я вас не просила меня заражать, причащать или как там это называется. Но, конечно, вы поступили по-своему. Поздравляю, эффект достигнут. На шабаше у меня была настоящая сила. Я могла все. Я была всем. Я что-то значила. Вы не посмеете просто сказать мне: «София, хорошенького помаленьку». Я задыхаюсь в своем теле. В этом куске мяса. Я не могу быть всего лишь собой.

– Ты была ведьмой каких-то полчаса и уже допустила преступную ошибку. Отреклась от самой себя. Не разочаровывай меня, София. Если без магии ты никто, то ты и есть никто.

– Ну зачем вы так? Вечно этот дутый менторский тон! Просто признайте, что вам плевать на чужую жизнь. Вы… вы… разбили мне сердце. По своей прихоти. А сейчас умываете руки!

– Попридержи язык, девочка! – Марина круто развернулась к ней, обдавая ледяным взглядом. – Мне не нужна магия, чтобы окоротить зарвавшуюся неофитку.

Девушка невольно сделала шаг назад, хотя ведьма и не думала наступать. Женщины на другом конце балкона примолкли.