Это был голос Марины.

– Ну, заходи, недоведьма, – усмехнулась «чахоточная».

От порога она не отступила, а лишь развернулась боком, вынуждая Софию протискиваться мимо нее, через облако дыма, пущенного из тонких ноздрей.

В сигаретном дыму была вся огромная комната. Его клубы2 плыли и разлагались над длинным столом, за которым сидели семь женщин. Среди глаз, поднятых на нее, девушка сразу наткнулась на те самые – колючие, опалово-льдистые. Наткнувшись, оробела. Похоже, ее визит пришелся не ко времени.

– Сядь куда-нибудь и не мешайся, – сухо проговорила Марина.

София огляделась. Присоединиться к ведьмам за столом она не рискнула, хотя около дюжины стульев пустовали. Был еще диван, но «чахоточная», она же Лора, улеглась на него, как только заперла за пришедшей дверь. Свободным осталось лишь одно из двух кресел, четко поделенное пополам между синей тенью и оранжевой проекцией окна. София села в него с облегчением – тем большим, что рядом увидела Валерию. Солнечные лучи воспламеняли кончики ее волос.

– Привет, – шепнула София, но соседка лишь кивнула в ответ и приложила палец к губам.

Устроившись, девушка наконец-то перестала быть для всех чем-то занимательным и новым. Одна за другой ведьмы оборвали свои затяжные взгляды, чтобы вернуться к основной дискуссии.

– …Это не тот случай, когда лучше утаить, чем сказать правду, – говорила Марина. – Зачем приукрашивать? Его состояние крайне тяжелое, нет оснований рассчитывать, что он скоро выйдет из комы. Главное, что он жив. Пока Соломон дышит, у нас есть наша магия. Крупица, но есть. И чтобы я больше не слышала, что у нас такая же ситуация, как в Анерленго! Не такая же. У нас просто нет права впадать в отчаянье и идти на крайние шаги.

– В том-то и дело, – заговорила ведьма, сидевшая в инвалидном кресле через два стула от Марины, беловолосая, с острыми чертами лица, одетая в простецкую клетчатую рубашку. – Молодежь больше не видит в смерти крайнего шага. И мы сами виноваты в этом. Не стоило писать во всех гримуарах, что смерть – это только переход и что по ту сторону их ждет воссоединение с первомагией. Они не стали бесстрашнее, они просто стали меньше ценить жизнь. Они вообще ничего не ценят.

– Ты считаешь, Лига, что сейчас своевременно критиковать ведьмовскую доктрину?

– Не доктрину, дорогая, а лишь твою прямолинейность. Некоторые вещи лучше и утаивать, и приукрашивать. Давайте покажем всем Соломона. Не полутруп, конечно, сросшийся с больничной койкой, который ест через трубку, дышит через трубку и мочится через трубку. Пусть он будет ранен, но в сознании. Думаю, нам семерым под силу создать такой симулякр, чтобы в него поверили? Пусть видят, что Отворяющий уцелел, а враг посрамлен. Вот тогда никому и в голову не придет говорить, что у нас то же самое, что в Анерленго!

– Положим, всемером мы можем заставить Соломона станцевать жигу. Но как мы объясним остальным, почему магия едва тлеет в них? Рано или поздно они поймут, что мы лгали, и тогда наш авторитет рухнет. Мы всего лишь докажем, что ничем не лучше обычных смертных. Сестричество ведьм распадется. Труд последних сорока лет будет потерян.

– Марина, ты ведь сама объявила запрет на магию. Мы скажем, что временно наложили подавляющее заклятие, чтобы избежать злоупотреблений.

– Нет такого заклятия. Ты только что его придумала.

– Не оскорбись, светлейшая, но такая косность тебе не пристала! На что нам Румейла и ее мастерицы? Они живо отыщут какой-нибудь допотопный гримуар с описанием похожего заклятия. А если не отыщут, то сами и сварганят. Верно я говорю, Румейла?

Темноволосая ведьма с голыми плечами, сидевшая слева от Марины, мягко склонила голову, нагнулась как бы за тем, чтобы поправить туфлю или чулок, – и извлекла из складок юбки старинный фолиант. С тяжелым хлопком возложила книгу на стол.

– Да вы издеваетесь! – усмехнулась Марина, впрочем, невесело.

Румейла, извлекательница колдовских опусов, накрыла ее руку своей.

– Сестра, я думаю, ты права. Я думаю, что нашу ложь рано или поздно разоблачат. И возможно, узы, которые мы так долго выстраивали между ведьмами, от этого пострадают. Но все же я поддержу Лигу. Ну скажем мы правду. Многие почувствуют, что остались наедине со своим магическим голодом. Пусть не так массово, как в Анерленго, но что, если хотя бы несколько слабых покончат с собой? Много ли чести такой в честности? Каково будет нам? И напротив: если небольшая мистификация укрепит боевой дух, почему бы не пойти на нее? Черт с ним, с нашим авторитетом! И даже с сестричеством ведьм. Лучше уж пусть живут, разочарованные и разобщенные, чем погибают в сознании нашей непогрешимости.

Марина откинулась на спинку стула. Обвела комнату взглядом.

– Ну, кто еще заодно с этими плутовками? Полина? Валента? Лора? Алисия? Экадора? Да не бойтесь вы, говорите. Или ладно. Не говорите. Есть идея получше. Дамы, видите вон ту чашу у входа, с леденцами? Возьмите красный леденец, если считаете, что нужно всем рассказать правду как есть. Или возьмите зеленый, если вам по душе предложенная махинация. София, пойди-ка сюда. Одолжи нам свой головной убор.

Девушка сняла кепку и послушно позволила ведьмам по очереди опустить в нее разноцветные конфеты. С соотношением семь к шести восторжествовала партия мистификаторов.

– М-да, перевесец-то жиденький, – вздохнула Марина, закуривая от зажигалки погасшую самокрутку. – Ну что ж, будь по-вашему. Шабашей и концертов в «Чумном бараке» не обещаю. Это уж было бы слишком. Сделаем так, чтобы Соломона можно было навестить в больнице. Ну, то есть не Соломона, а его мираж. Займемся этим завтра. А сегодня можете сказать в своих группах, что Отворяющий идет на поправку. Хоть мне это и не по сердцу… Что у нас там дальше? Полина, какие новости от твоего ведомства?

Софии стало неинтересно. Мероприятие шло своим чередом, и пока оно не сулило девушке новой пробы магического эликсира. Наоборот, все твердили об экономии и воздержании. А ей бы хоть ненадолго снова почувствовать себя… безграничной, вечной, сильной. Поднять, может, руку, обратить на себя внимание? Выбрать бы удобный момент.

Она хороша собой, эта Полина. Как и все присутствующие. Породистая. Шелковые волосы, собранные в хвост. Огромные влажные глаза, как у лесного парнокопытного. Груди, которым, казалось, вдвоем тесновато в лифе платья, так что приходилось им немножко спорить за место под солнцем. Туго обтянутые сукном бедра. Голенастые ноги, со вкусом уложенные одна на другую. Наверное, у мужиков текут слюни при виде этого доступно упакованного изобилия. Только вот ее сипловатый голос изматывал. Когда же она замолчит?

– … Доспехи, которые на нем были, – это модификация эвелинов четвертой манеры. Они есть только у федералов. И вы все видели руны. А новенькая, – ведьма кивнула в сторону Софии, – так и вовсе испробовала на себе. Уровень защиты выше крыши. Поставщики у нашего парня самые серьезные. Как и работодатели.

– Правительство? Они опять за нас взялись?