– Уже уходите? – Медсестра, будто нарочно, поджидала снаружи.

Опасалась, что ли, обморока с ее стороны?

– Мне пора, – соврала девушка. – Я завтра еще приду.

Она сбежала по лестнице так поспешно, будто за ней могли выслать погоню. «Алло, это полиция нравов? У нас тут подозреваемая в бессердечности. Возможно, ведьма». Как бы самой Софии не оказаться раздетой донага и закованной в колодки посреди площади.

Девушка вышла на улицу, и на секунду ей показалось, что люди уже оповещены о ее преступлениях. Заметив на себе случайный взгляд, она втянула голову и зашагала прочь, косясь и оглядываясь.

Можно подумать, все остальные святоши. Лицемеры, кругом лицемеры. Послать всех к чертовой матери. Так она и сделает, когда к ней вернется магия. Ей бы только продержаться до Марининого звонка. На подходе к дому София купила картонное ведерко пломбира и съела его в одиночку.

Наступил вечер, Марина не звонила. Отец занял телефон на двадцать минут, и она с трудом сдержалась, чтобы не вырвать у него из рук трубку и не грохнуть ее на рычаг. Она. Ведь. Ждала. Звонка.

Ночью София спала очень плохо. Раз за разом взглядывая на часы, она обнаруживала, что все еще только второй час. Минутная стрелка то ли сломалась, то ли была заколдована. Дана ведь предупреждала, что ведьмы часто угождают во временные петли. В этой петле хотелось повеситься.

Потом кое-как наступил четвертый час ночи. Она задремала. Приснилось, что ей никак не пошевелиться, потому все тело нанизано на спицы, закрепленные в неподвижном металлическом каркасе. София проснулась в ужасе.

В следующий раз она уснула уже на лекции. Стукнулась лбом о парту, когда ее подбородок соскользнул с подпиравшей его руки. Видимо, вышло занятно, потому что вокруг засмеялись. Профессор Сальдивар, глядя на нее поверх очков, сказал:

– Поблагодарим госпожу Верну за наглядность. Именно так голова графа Амо Разьера покатилась, отделенная гильотиной, главным инструментом нового режима.

Шутка вызвала у студентов чуть ли не овацию. София обвела взглядом хихикающих одногруппников и остановилась на профессоре. Тот, довольный собой, отхлебывал воду из стакана и даже не поперхнулся, чем нарушил мысленный приказ девушки. Магии в ней не осталось даже на такую ерунду. Что ж, пусть хохмит, пока его собственная голова на плечах. Посмотрим, сохранит ли он остроумие, когда гуманная и экологичная смерть явится за всей их академической шайкой.

София встала, не говоря ни слова, собрала вещи в сумку и вышла из аудитории, хлопнув дверью. Сойдет ли ей это с рук? Да без разницы! Оно того стоило.

Проснулась она в кинотеатре, когда уборщица, выметавшая из-под кресел россыпи воздушной кукурузы, добралась до ее места.

– Ты что это, милочка, фильм-то уж кончился. Или тебе плохо?

София пожевала сухим ртом, соображая, где находится. А, ну да, она же не могла пройти мимо афиши «Менестреля-головореза – 2»! Жаль, что чашка кофе не помогла. Она уснула почти сразу после начальных титров, как только главный герой снял с лютни струну и намотал ее концы на руки в черных перчатках. Зато выспалась. Девушка встала, хрустнув шеей, и побрела к выходу. Пожилая уборщица что-то пробормотала себе под нос.

Вечер был на удивление теплым. Сухой ветер отзывался и нагретым асфальтом, и уличной едой, и промышленной вонью трамвайного депо, и терпким лиственным настоем, одолженным у соседнего парка.

Захотелось есть. Более того, захотелось выпить. Чего-нибудь крепкого.

– Саския, привет. – Зажав телефонную трубку между ухом и плечом, девушка перебирала содержимое сумки в поисках смятых купюр. – Может, посидим где-нибудь? Если у тебя есть время. Нет, я из таксофона. Я на бульваре Гвардейцев. Представляешь, пошла на «Менестреля-головореза» и уснула.

Они договорились встретиться через полчаса в баре «Колдун и колдырь». София прибыла туда раньше и, обосновавшись за барной стойкой, вытянула через соломинку первый коктейль. Тем искреннее она обрадовалась, увидев Саскию. Она и сама не ожидала, что будет так рада кого-то видеть. Девушки крепко обнялись.

– Ты что пьешь? «Камелот»? Я буду то же самое.

– А мне повторите.

– Извини, что первая не позвонила. Подвернулась одна работенка… Да и мне надо было, знаешь, почувствовать под ногами твердую землю – после той заварухи на Драконьем острове. Ну как ты?

На развернутый ответ у Софии ушло еще три коктейля. Это сказалось на логической стройности повествования, особенно ближе к концу, зато добавило философского размаха.

– Понимаешь, они все… Они ничего не понимают. А вернее, они очень хорошо понимают… если ты хоть немного не такая, как они… то всё. Это удар по системе. Понимаешь, им страшно: а вдруг кто-то вспомнит о душе? Потому что тогда станет ясно, что у них-то души как раз и нет. Такие, как мы с тобой, для них разменная монета.

– София, а ты про кого сейчас?

– Да какая разница. Лицемерие – оно и есть лицемерие. Мы для них – враги. Враги нормы. Они ведь не могут без врагов. Борьба, понимаешь, лишь бы только не вспоминать о душе.

– София, по-моему…

– Ты даже не представляешь, как я рада, что встретила тебя. Вот ты – человек! Ты, может даже, мой ангел-хранитель. Я же тебе, по сути, никто. Помнишь, как ты меня тогда назвала? «Сестренка»!

София нервно усмехнулась – только чтобы протолкнуть спазм, подкативший к горлу. Слезы признательности и умиления, непрошеные, были тут как тут.

– Дорогая, я знаю, что тебя гложет… – Саския осторожно коснулась ее руки. – Ты винишь себя за то, что случилось с Клодом-Валентином. Но это не твоя вина. Не изводись так. Ведьмы тебя использовали, а теперь твоя совесть обернулась против тебя. На тебе лица нет.

– А? – София распахнула намокшие ресницы. – Какая еще вина? При чем здесь Клод-Валентин? Я же тебе не про это совсем…

В этот момент к ним подошел мужчина, который до этого смутно присутствовал в углу бара в составе подвыпившей компании. София видела их группу – когда выбирала, где бы сесть, – но потом устроилась к ним спиной и начисто о них забыла. Мужской столик только раз напомнил о себе, отрядив человека к барной стойке, чтобы принес еще выпить. И вот на третий раз посланник пришел не за бутылкой.

– Барышни, мое почтение. – Мужчина улыбнулся, предъявляя девушкам панораму идеальных зубов. В ямочках на щеках и модной стрижке было что-то моложавое, почти студенческое, еще не до конца разменянное на одутловатость лица, общую несвежесть и зачатки респектабельного брюшка. Сам он, безусловно, верил в свое обаяние, подкрепленное дорогим костюмом и нездешним загаром. Должно быть, способный выскочка, добившийся внушительного поста, но рано утративший озоновый слой наивности: внешняя чернота проникла в него и гнездилась теперь в прищуренных лукавых глазках.

– И что, позвольте узнать, такие красавицы делают одни?

Девушек густо овеяло запахом спиртного.