Зачем все это делать?

Ну как. Вряд ли у вас дома в шкафу есть настоящий рыцарский доспех. А ощущения тяжести и дискомфорта примерно одинаковые будут.

Но рыцарь, конечно, давно уже привык к доспехам и воспринимал их как вторую кожу, даже не замечая, порой, наличия.

Но во время боя — другое дело. Включался режим битвы, и доспех начинал потреблять бодрость со страшной силой. Вернее, не сам он. А действия рыцаря, но доспех влиял на расход бодрости, увеличивая его нехилым коэффициентом.

Не будь под рукой батюшки, регулярно бафающего крестоносца — упал бы Полбу без сил еще полчаса назад.

Да, батюшка помогал. Еще как помогал. И бафами и кадилом. Но сам был защищен слабо. Ну, по сравнению с закованным в броню Константином, разумеется. И потому уже дано терял силы вместе с вытекающей из многочисленных ран кровью.

Он кивнул, соглашаясь, и, напоследок, размозжив очередной полусгнивший череп, бафнул рыцаря. Отступил на пару шагов, перевел дух, отёр пот и…

Упал.

От неожиданности выронил кадило. Оно, зазвенев, откатилось к Токику, но беседующий с камнем человечек не обратил на это внимания.

Упал батюшка потому, что тот самый, пригвождённый к полу, но не подохший мертвяк, о котором все забыли в пылу боя, обхватил священника за икры. И вонзил гнилые черные зубы в батюшкин окорочок.

— Мать тв… т-т… терь Божья! — сдержался от ругательства Ставросий. Попытался перевернуться, чтобы дотянуться намотанными на кулак четками до морды умертвия, но не смог. Очень неудобно упал, а зомбак держал крепко.

Фофан увидел затруднительное положение священника и метнулся на помощь. Еще на бегу он так широко открыл рот, что, казалось, эта пасть больше всего колобка в целом.

Чавк.

И откушенная голова зомби исчезла в бездонном нутре Фофана. Безголовое тело дернулось, расслабилось, и священник наконец смог подняться. С трудом выдернул из камня распятье с выкидухой, подобрал кадило и, хромая, поковылял к лазу.

Дыра, лишенная подпитки чем-то, что генерировал Фофан, снова начала медленно затягиваться.

Наконец, батюшка ввалился в проход, и придерживаемый корзинщиком опустился на корточки.

— Ми-и-и!

Крот кивнул и прыгнул следом. Колобок — за ним.

Константин огляделся, убедился, что товарищи в безопасности и головой вперед, одним гигантским прыжком, присоединился к своим.

Не сдерживаемые более зомби, ломанулись в погоню. Но камень с громким «чвок» сомкнулся. Отрезая отряд от наваливающейся массы врагов и три-четыре мертвых руки.

Все молча переводили дух. Батюшка требовательно протянул руку, и Пажопье сунул в нее бутыль с вином.

Следующим приложился барон, затем Крот, а Фофан отказался.

— Вино-о-о — ка-а-а-ака-а-а!

Видимо, усвоил эту аксиому навечно.

Сильнее всех пострадал именно колобок. Он сидел у стеночки, грустно разглядывая единственным глазом остатки лапоточков. Укусы, порезы и ушибы. Выпростал руку и попытался снять разодранную обувь. Но одной ладошкой сделать это было сложно. И тут он вспомнил, что вообще-то у него должна быть вторая. Понял, что ее больше нет, и заплакал.

Вообще, его коротенькая жизнь, хоть и была насыщена приключениями, но положительных эмоций они приносили мало.

Еще бы.

Только родился — и сразу сожрать норовят. Причем все встречные поперечные. Эх… Ну что за жизнь… Теперь — однорукий, одноглазый инвалид… А вдруг хозяину такой покалеченный пет будет неприятен? Или вообще не нужен? А Константин и Пендаль уже как семья… Строгий отец и двоюродный дядя-раздолбай. Правда отец-хозяин регулярно тупит и на почве религии сдвинут. Зато дядя-слуга, хоть и жлобистый алкаш, но очень добрый в душе, а, когда нужно, даже умный. Зачем им обуза в лице калечного непонятно-кого, да еще и бесполезного… И в бою, и в хозяйстве…

От таких мыслей колобку стало совсем грустно, и он, размазывая кулачком по щекам слезы и сопли, заревел в голос.

— Что случилось? — обеспокоился барон. — Где болит?

— Фо-о-о-о-офа-а-ан… Ве-е-е-есь Фофан бо-о-о-оли-и-ит… Внутри-и-и-и… ы-ы-ы-ы… Фофан не ну-у-у — уужны-ы-ы-ый!

— Не понял? — нахмурился рыцарь. — Тебе потроха отбили?

— Ваша милость, дозвольте я с ним поговорю?

Барон дозволил, и корзинщик с колобком зашептались. Причем последний постоянно сбивался на «ми-ми-ми», не хватало ему пока что слов.

— В общем, он боится, что мы его бросим, — наконец выдал отрядный полиглот.

— С чего бы это?

— Считает себя бесполезным.

— Хм… — крестоносец задумался. Опыта воспитания детей у него не было. Те несколько бастардов, что у него имелись, росли сами по себе, в семьях матерей. А матери не смели обременять заботами феодала, удовлетворившись скромными (по меркам барона) и огромными (по меркам нищих пейзан) подарками.

Зато у рыцаря был реальный опыт командования отрядом. И пусть колобок выглядел необычно, вел он себя, как и любой мальчишка, принятый помощником оруженосца. Временами — безумно храбрый, временами — обидчивый, временами — грустный, временами — озорной.

Справляться со всеми этими напастями (в том числе и с излишней смелостью и перманентной тоской) рыцарь умел великолепно. Он знал одно замечательное средство, ни разу не подводившее и помогающее практически от всего вышеперечисленного. Тяжелый изнуряющий труд.

И хмыкнул он вовсе не потому, что не знал, что делать. Знал. Нужно придумать Фофану занятие. Такое, чтобы тот задолбался и выбросил из головы дурацкие мысли. Но вот не мог придумать, чем бы озадачить однорукого колобка. В абсолютно пустом подземелье.

С одной стороны — стена, с другой — тянущийся в неизвестность туннель. Рыцарь был в тупике. В обоих смыслах.

— Гофподин командир, — приподнялся на локтях Токик Цвок Токик. — Мы уже почти дофли. Офтался вфего один переход. И мы у двойника моего. Нам бы передохнуть, подлечитьфя…

— Да, — подтвердил батюшка. — Чувствую себя неважно… Полежу немного, потом помолюсь за здравие. Господь поможет.

— Ми-ми??? МИ?

— Нет, рука не отрастет. И глаз не появится. Но чувствовать себя станем лучше, синяки да шишки исчезнут. Отравление от гниляков мы подхватили… Трупным ядом. Оно тоже пройдет.

— Ми-ми???

— Ох-хо-хонюшки… Грехи мои тяжкие… Нет. Не смогу отрастить. В церкви, да с эликсиром, да после недельного поста можно, с Божьей помощью. А тут — нет.

— Ми?

— Конечно, помогу, как я ребенку откажу? Но после. Когда в мою церковь вернемся.

Фофан немного повеселел.

— Нам нужно назад вернуться, — внезапно сказал крестоносец.