— Хм… Как бы это желание обернуть…

— Да ты не переживай, мать. Возьмёт он меня. Вот увеличится его хозяйство вдвое, и возьмет!

— А сейчас его хозяйство тебя чем-то не устраивает? Маловато? Таково твое желание? Огромное хозяйство суженого? — и монашка звонко рассмеялась понятной только ей шутке.

— Нет. Хозяйство само вырастет, он очень упорный, мой Олег. Он все время над ним работает. Да и я чем могу — помогаю. А когда помогаю — оно вообще прямо на глазах растет. Хозяйство его все время увеличивается, каждый день, пусть и по чуточке. Каждый день, все больше и больше!!!

— Так чего же ты желаешь, дитя? Никак понять не могу… Очень уж ты… Проста. Открыта. Мысли даже не вода — сквозняк, от уха до уха. Будто есть ты, а будто и нет тебя.

— Мать… — девушка попыталась понять странное высказывание чернавки, не смогла и привычно переключилась на другое. — Отведай пирожка. Вот, с луком да яйцами. Вот с грибами. Вот с капусткою…

— Позже, дочь моя, позже… Да и откушала я недавно. Ты скажи, чего ты хочешь? Больше всего на свете. Я бы сама тебе это дала, без слов… Но… Странная ты какая-то… Уже почти полсотни девушек одарила, а такую первый раз встречаю. А из всех них только одна была… Хм… Впрочем, неважно. ЧЕГО. ТЫ. ХОЧЕШЬ.

— Я… — Ольга задумалась. Вспомнила свои мысли, которые думала до встречи с монашкой и выпалила. — Хочу колдуньей стать!

— О-о-о-о… — странница рассмеялась. Но уже не звонко, а как-то зловеще. — Проще простого. С этого момента — ты колдунья. Сложи пальцы так. Скажи — Херус Патронус, пожертвуй крупицу красоты, и все по-твоему исполнится.

— Вот так вот, просто? Я уже колдовать могу, да?

— Нет еще… Сначала… Я посмотрю тебе в глаза.

Громкий девичий крик поднял в небо всех окрестных птиц. В этом спокойном лесу подобное не было нормой. И птицы кружились довольно долго.

Девушка пришла в себя.

Почудилось? Или было?

Вот бы почудилось. Такое страшное — жуть. Пауки заместо глаз, да какие противные… Фу-у-у…

Но монашки нет. Будто и не было никогда. Ой, нужно скорее забыть, развидеть, раздумать этот ужас.

Недалеко валяется корзинка с пирожками. Вернее, уже без них. Пирожки все на землю высыпались и перепачкались… Неужто Ольг голодным останется? А может попробовать?

Она сложила пальцы как монашка велела.

— Херус Патронус…

Пирожки поднялись, встряхнулись по собачьи и четко, строем по одному, полезли в корзинку.

Ольга счастливо засмеялась. Получилось! У нее получилось!!! Ух! Вот теперь они с Ольгом заживут! Это надо же!

Спасибо, спасибо, спасибо добрая монашка! А пауки… Что, пауки… Привиделись пауки. Чего только от переутомления не померещится…

Она подобрала корзинку, заглянула внутрь. Пирожки чистые, румяные… Жаль уже холодные…

— Херус Патронус!

Ой! Горячие! Будто со сковороды!

И она, довольная собой, побежала к жениху.

Конечно, она не могла знать… Не видела себя со стороны. Еще недавно свежая кожа слегка посерела, под глазами залегли темные круги, а над верней губой начали пробиваться усы.

Туннели Межмирья не понравились Константину. Несмотря на то, что туннель казался единственным — вел во все миры сразу, и ориентироваться в нем не привыкшему к условно-угловой космогонии барону было сложно.

Так, он даже примерно не мог сказать, как долго они уже идут, сколько прошли, и уж тем более, куда направляются. Но Крот, казалось, никаких неудобств не ощущает, идет бодро и даже что-то напевает тихонько. Токик пытался объяснить спутникам, зачем они, собственно, вылезали в соседних мирах, но не сумел. Нет, объяснял-то он толково. И любой кротолюд с ходу бы уловил суть. Но в человеческих языках просто не существует понятий, которыми эта надобность легко объясняется. А фразочки типа «корректирофки направленнофти вектора пофтупательно-энергетичефкой фофтовляюфей пятимерного профтранфтва» запутали даже батюшку, не говоря уже о крестоносце.

— Пути Господни неисповедимы, — констатировал Константин. Проводник вздохнул и не стал оспаривать этой сентенции.

По одним понятным только Кроту приметам он решил, что идти хватит. И с бешеным энтузиазмом принялся рыть штрек в стене туннеля.

Впрочем, рыть — не совсем правильное слово. Под огромными ладонями кротолюда порода будто исчезала в никуда. Он, не особо напрягаясь, проделал ход достаточного размера, чтобы даже рыцарь в полном доспехе не чувствовал себя там стесненным.

Пять-шесть метров штрека Токик проложил буквально за пару минут. Корзинщик, уважающий чужие таланты, даже самые странные, восхищенно зацокал языком. Неординарные способности крота произвели на чувственную натуру толстячка неизгладимое впечатление.

— Нифего необыфьного, — смущенно сказал кротолюд. — Вот, некоторые умеют плавать. А я — копать. Это примерно так же. Один раз научифся — и вфе, дело в шляпе. Офтанется только навыки оттафивать. Как ф плаванием. Я вот, плавать не умею, мне вообфе удивительно, как можно на воде держатьфя и не тонуть. Она же мягкая…

Подземное жилище Кротоантогониста по планировке очень напоминало хоромы Токика. Но вот по наполнению…

На месте рояля стоял окруженный человеческими и не очень черепами каменный трон. У трона — тазик, наполненный кровью. Видимо, хозяин любил принимать ванночки для ног. Кухня завешана колбасами и сосисками. Заставлена бочонками с солониной, завалена копчеными острыми ребрышками и банками с маринованными субпродуктами. Константин поднапрягся и по слогам прочел буковки над связкой сарделек: «Сар-дель-ки-кан-ни-бал-ки. Эф-фек-ты…»

Какие там они давали «Эф-фек-ты», он прочесть не успел. Из спальни, проход в которую прикрывала кожаная занавеска, вынырнуло темное нечто. Подпрыгнуло. И одним ударом огромной ладони снесло голову замешкавшемуся Пендалю.

Не успело тело корзинщика рухнуть, а голова откатится к огромной амфоре, наполненной, судя по всему, вином (вот ведь, инстинкт!), произошло сразу несколько событий.

Темный крот зашипел, оскалив длинные резцы и прыгнул на своего прародителя.

— Ми-ми-МИ-И-И-И!!!

Меч рыцаря уже несся наперерез летящей ощерившейся твари, испуская хищные молнии… Но тут его захлестнули четки отца Ставросия и сбили точно выверенный удар. Меч лишь вскользь задел плечо маленькой фигурки, облаченной в черную кожу, вместо того что бы развалить ее пополам.

— ДЕС ВАЛЬТ!!!

— Ни хрена! НЕ ВАЛЬТ!

— ОТЕЦ!!!

— Успокойся, сын мой! Хватит очами сверкать. Погляди.

С окровавленного пола уже поднялись два маленьких, удивительно похожих друг на друга человечка. Только один — в треухой шапке и меховом пальто — отряхивался, бубня под нос нечто неразборчивое, а другой — в черной как смоль коже — смотрел прямо перед собой остекленевшим взглядом. Сидящий рядышком Фофан тянул свое «ми-и-и-и-и-и», печально глядя на обезглавленный труп Пажопье.