– Да.

– Но почему вы не дома, а здесь, в гостинице? Словно все еще скрываетесь.

– Я предпочел слегка законспирироваться, пока на разберусь с нападавшими. Но теперь, думаю, уже можно двигаться домой. Но прежде всего, Юля, я хотел бы выяснить…

– А рана была серьезная?

Воскресенский оживился. Ничто так не вдохновляет мужчину, как предложение поговорить о его недомоганиях.

– О да, сквозное ранение. К счастью, внутренние органы не были задеты.

– Вам сильно повезло.

– Еще бы! Вообще мог концы отбросить. Но Сергей меня спас. Он блестящий хирург. Оперирует чуть ли не отверткой, диагнозы ставит на глазок. Туго у них там в глуши с оборудованием и медикаментами… Но Серега не ошибается. У него глаз – рентген. И руки золотые.

– Да, я понимаю. Он и ворота починил. И вас подлатал. Почему же блестящий хирург сидит в глухомани?

– А ты его, Юля, спроси! Сидит. Не уезжает. Говорит: на кого я людей брошу? Никто их лечить не станет, если я уеду.

– Ух ты! – сразу же заинтересовалась я персоной незнакомого врача-подвижника. – Вот это да! Какой молодчина! Так вы бы, Антон Аркадьевич, помогли родственнику с медикаментами, хирургическим инструментом, диагностическим оборудованием! Завалили бы их по самую макушку!

– Юля, но это же не мой округ! – искренне удивился Воскресенский. – Впрочем, ты права… Надо подумать. Интересная идея.

Да. Готова обогатить депутатскую копилку наказов избирателей и другими отличными идеями. Главное, продолжать наш разговор о том о сем, тщательно избегая самого животрепещущего вопроса: куда я дела кейс.

– А вы не познакомите меня с Сергеем?

– Зачем это?

– Он заинтересовал меня как личность. Понимаете, чисто журналистский интерес.

– Хм, Юля, да туда три сотни верст на танке по бездорожью пилить.

– Так далеко!

– Очень… Юля, теперь скажи мне, выполнила ли ты мою просьбу?

– Антон Аркадьевич… – убито выдавила я.

– Отдала ли кейс Андрею Ремартову? Я пока еще не успел созвониться с ним. Куда-то он пропал. Не могу найти.

– Антон Аркадьевич…

– Но надеюсь, все в порядке? Никаких сложностей не возникло?

– Да-а, ну, в общем-то… – пришибленно пролепетала я.

– Спасибо! Спасибо тебе, Юля! Милая девочка! Я верил, ты меня не подведешь! – обрадовался депутат.

У меня заныла челюсть. И заломило поясницу. И стали липкими ладони… Какой диагноз поставил бы мне Сергей? Воспаление совести? Острый совестиит, если говорить на медицинском языке.

– Видите ли, Антон Аркадьевич, – чуть слышно пробормотала я. – Видите ли…

– Да, втянул я тебя, конечно, в заваруху… Но для меня твое присутствие в доме в тот момент стало спасением.

– Вы сами себя спасли, – напомнила я. – Позвонив Сергею.

– Но ты взяла кейс. Если бы ты не отдала его Андрею Ремартову…

– Он бы истребил всю вашу семью? – подсказала я.

– Нет, Юля, нет! Я, конечно, немного утрировал в тот ужасный момент… Просто пытался внушить тебе мысль о ценности этого кейса. Поэтому и сказал про деньги и про страшную месть, которая ожидает мою семью, если ты не передашь кейс.

– Наврали, короче говоря.

– Прости, Юля. Но вспомни, в каком я был состоянии!

– Вы практически агонизировали, – печально согласилась я.

– Теперь скажу тебе правду. На самом деле в кейсе находились не деньги, а документы. И Андрей Ремартов – вовсе не кредитор. Он друг. А я бы страшно подвел его, не передав ему в срок эти самые документы… Поэтому, Юля, прости мне маленькую ложь. Да, я тебя накручивал… Но все хорошо, что хорошо кончается, да?

– Не знаю, – трагически вздохнула я.

– Почему ты вздыхаешь?

– Дело в том…

– Юля! Что случилось?! Посмотри мне в глаза! Почему ты опустила голову? Юля! – заволновался Воскресенский. Волнение вернуло ему прежнюю силу, лицо приобрело краски. Депутат довольно резво для раненого соскочил с дивана и схватил меня за плечи.

– Антон Аркадьевич! – взмолилась я. – Что я могла сделать! Вы же не назвали фамилию!

– Юля!

– Я не виновата!

Депутат вцепился в мои плечи мертвой хваткой, демонстрируя, как стремительно восстанавливается его здоровье. Всего полчаса назад он вяло шептал и задыхался, а теперь уже энергично трясет меня, как трясут грушу в ясный сентябрьский день, добиваясь от нее урожая.

Синяки мне обеспечены.

– Какую фамилию?!

– Андрея! Фамилию Андрея! Вы назвали имя, но не назвали фамилии…

– Что ты несешь, – безжизненно пробормотал Воскресенский. Всплеск энергии сменился полным изнеможением. Он отпустил меня, устало опустился на диван, обхватив руками больной бок. – Юля, я же четко сказал тебе – отдай кейс Андрею Ремартову!

– Нет, не сказали! Фамилия не прозвучала!

– Да сказал же я, сказал.

– Нет! Вы потеряли сознание! – продолжала упорствовать я.

– Ну хорошо, хорошо… Пусть… Хотя не знаю… Мне кажется, я раз тридцать тебе повторил – отдай кейс Андрею Ремартову, отдай кейс Андрею Ремартову…

– Да вы вообще ничего не соображали в тот момент! – возмутилась я. – Хрипели, сопели, булькали!

– Правда?

– Да!!!

– Надо же… Ну хорошо, я понял… Ты не смогла доставить кейс адресату. Печально, конечно. Но несмертельно. Андрею было просто необходимо получить эти документы к определенному сроку. Но не вышло… Надеюсь, он меня простит. Где кейс? Почему ты не принесла его?

– Так ведь…

– Раз ты не знала, кому его отдать… Почему сейчас-то не принесла, Юля? А?

– Так я же его отдала, – виновато прошептала я.

– Что?

– Отдала я кейс, – едва слышно повторила я.

– Кому? – похолодел Воскресенский.

Как же он меня достал со своим кейсом! Со своими проблемами! Махинациями! Интригами! Да пошел он к черту!

– Я отдала кейс Андрею Холмогорову.

– Кому?

– Холмогорову. Ну, чиновник в мэрии. Вы его наверняка знаете.

– Холмогорову, – помертвевшими губами повторил депутат. – Холмогорову…

О-о-о…

Какой эффект произвели мои слова! Воскресенский вытаращил глаза, закрыл рот ладонями…

– О господи, – прохрипел он. – Ты отдала кейс Хол-мо-го-ро-ву…

– Да, ему. Мне показалось, именно эту фамилию вы назвали, теряя сознание.