На всякий случай не буду признаваться, что заглядывала в кейс. Думаю, и без того Воскресенскому захочется меня убить.

– Ты отдала кейс Холмогорову, – как заведенный повторял депутат.

– А Холмогоров, если вы успели заметить, тоже Андрей! – напомнила я. – И потом, он очень влиятелен. Практически управляет городом. А вы так и сказали: этот человек контролирует весь город.

Вот и получите!

– Идиотка, – выдохнул депутат. – Какая же ты идиотка!

Я отшатнулась, прикусила губу и заморгала.

– Да Холмогоров – последний человек, в руки которого должны были попасть эти документы! – выпалил депутат. – Ты дура, дура, дура!

Я замерла, изумленная силой его ярости. Злость буквально выплескивалась из депутата и била мне в грудь обжигающей волной…

– Вы так не нервничайте, – обиженно заметила я. – Рана откроется. А хирурга с золотыми руками, увы, поблизости нет.

– Она еще и язвит! Идиотка, дура, курица безмозглая! Негодяйка, тварь!

Истинное лицо Воскресенского, не прикрытое искусно слепленной маской интеллигентности и мягкости, проявилось во всей его красе. Он вращал глазами, выпрыгивающими из орбит, брызгал слюной, кривил губы. Он выглядел омерзительно! А слова, им произносимые, жалили, как ядовитые стрелы.

Слезы брызнули так внезапно! Я вскочила и бросилась к двери, шмыгая носом и вытирая мокрые щеки.

– Проваливай, идиотка! Беги! Беги скорей! Какая дура… Ты же нам все испортила! Все загубила! Отдать кейс Холмогорову… Это ж надо! Кому? Холмогорову! Идиотка, тварь! Я тебя найду, уродина жирная, я тебя найду… Никуда не денешься… Ты же нас на миллионы кинула! Проституткой в бордель отправлю, будешь всю жизнь эти деньги отрабатывать!..

Мы бились в истерике. Неблагодарный подлец Воскресенский – в гостиничном номере. Я – на скамейке у гостиницы.

Да, неблагодарный! Сколько часов я провела в волнениях о его судьбе! Приставала к людям с расспросами, переживала… А он назвал меня жирной уродиной. И пообещал отправить в бордель.

Мерзкий, двуличный тип. Как быстро он отказался от благопристойных манер! Их словно ветром сдуло, и его подлая сущность сразу вылезла наружу.

Народный избранник называется.

Да он козел самый настоящий!

Я достала из сумки бумажный платочек и промокнула физиономию. Потом откинулась на спинку скамейки и осмотрелась. И обнаружила себя в снопе ликующего солнечного света, посреди великолепного майского дня. Я словно выбралась из норы злобного тролля на свежий воздух.

Жизнь продолжается.

Да, Воскресенский брызжет ядом. Но как бы он ни бесновался, моя жизнь продолжается, и она прекрасна! Я прямо сейчас это поняла. Вокруг гостиницы был разбит мини-парк, превращавший уединенное местечко в настоящий рай. За моей спиной возвышалась синяя ель, благоухали кусты сирени, прямо перед глазами раскинулась клумба с тюльпанами. Крупные, яркие, они цвели буйно и радостно…

К черту Воскресенского и его претензии. Забуду о нем и его угрозах. Буду просто жить. Буду радоваться каждому мгновению, впечатлению, запаху, цвету! Пока меня не укокошили или не отправили в бордель.

Конечно, и в борделе можно найти повод для радости. Весьма специфический… Но уж лучше я прямо сейчас начну наслаждаться жизнью, этим воздухом, пропитанным цветочными и еловыми запахами, и этим синим небом… И забуду про отвратительную сцену, разыгравшуюся минуту назад!

Забуду. Забуду. Забуду!

У меня, естественно, ничего не получилось. Истеричные вопли депутата гремели в голове, перед глазами стояло его лицо, искаженное злобой. Словно кто-то брызгал черными чернилами на картину майского дня, умиротворенного и радостного, наполненного очарованием весны… Хочу быть листиком, букашкой, травой. Тогда я смогу безмятежно наслаждаться солнечным теплом и избавлюсь от мыслей, превращающих мои мозги в пульсирующий и трепещущий комок страха.

…Фортуна вдруг меня пожалела и преподнесла сюрприз. Заиграл мобильник, на дисплее я увидела любимое имя.

Нет, не Андрей!

К черту всех Андреев.

Никита!

– Малыш, привет! Как только выдалась минутка, сразу позвонил. Ужасно соскучился!

От неожиданности я всхлипнула, слезы вновь градом покатились по лицу.

– Малыш, что случилось? Ты плачешь?

– Никита-а-а, – несчастно провыла я в трубку.

– Юлька! Что стряслось?!

Я сочно похлюпала носом, судорожно вздохнула… Но не произнесла ни слова. Если сейчас начать повествование о моих проблемах, то закончу я, вероятно, только послезавтра. Это слишком долгая история.

– Юля, ты меня пугаешь!

– Никита… Тут один козел назвал меня жирной уродиной! – кратко донесла я до любимого самую суть моих страданий.

Если разобраться, именно эти слова в пламенном обращении Воскресенского задели меня больнее всего… Да, я могла признать право депутата на негодование. Ведь я по неосмотрительности очень сильно досадила и ему, и Ремартову. Да, согласна – его гнев нельзя назвать беспричинным и несправедливым. Но записать меня в «жирные уродины»?!

Уму непостижимо!

Наградить меня, стройную, миловидную женщину, почти девушку, таким убийственным эпитетом… Просто в голове не укладывается. А внутри все клокочет от негодования и обиды! Это несправедливо! Я не уродина! И уж конечно, не жирная. Так, слегка упитанная…

– Вот, представляешь, как меня обозвали! – пожаловалась я любимому.

Из мобильника полыхнуло огнем возмущения.

– Кто посмел?! – взревел Никита. – Я приеду и сотру в порошок эту сволочь!

– Да так, депутат один, – шмыгнула я носом, ощущая в груди приятное покалывание: любимый категорически не согласен с формулировкой Воскресенского. Его тоже взбесили слова депутата. Значит, я – вовсе не жирная уродина. Конечно, и на звание неземной красавицы никогда не претендовала. Да и от телесного истощения в последнее время совсем не страдаю – анорексичкой меня назвал бы только человек с незаурядной фантазией. Но жирная уродина… Это явный перебор!

– Ты этому депутату скажи, что твой муж скоро вернется из командировки и подпортит ему имидж. В смысле, харю. И еще рога ему напильником отполирую! Нет, лучше дай-ка мне его телефон. У тебя есть?

– Ай, ладно, Никита, не беспокойся! Проехали, – прощебетала я, упиваясь словом «муж». Как приятно девушке узнать, что ее любимый, несмотря на отсутствие штампа в паспорте, все-таки считает себя мужем, а не временным постояльцем!

– Почему это – проехали?! – прогрохотал в трубку Никита. – Всякая сволочь будет обзывать мою девочку гадкими словами? А я буду спускать на тормозах?!

– Да бог с ним, с депутатом! Он контуженый.