— У вас получится, Василий Евлампиевич, — потянулся к нему Рогожинский заключить в дружеские объятия, но поздно, Турин уже закрывал за собой дверь укромного кабинета.

Камытин был родом из-под Рязани или из-под Костромы, и веснушчатая широкая его физиономия к весне расцветала, усеянная майскими приметами, как поляна цветочками. Когда же он волновался или сердился, как теперь, проводя порученное Туриным вечернее совещание и гоняя подчинённых сыщиков в хвост и в гриву, лицо его совсем краснело и походило на шляпку мухомора, как и весь он сам — напыжившийся, покрикивающий на агентов, смиренно притулившихся на стульях вдоль стен кабинета, понурив головы.

Хорошего-то на таких совещаниях не услыхать. Два убийства не раскрыты, которую ночь спать никому не дают, а просвета никакого. Разносы да тычки глотать и не отплёвываться…

Турин тут же, на подоконнике примостился, покуривает за спиной у зама, за стол рядом садиться не стал, как гость. Разбирай, мол, что наработал без меня, я посижу, послушаю. Курит одну за другой, дым в форточку колечками гоняет, ни слова не вставил за полтора часа, только хмурился, желваки порой по скулам гонял да глаза сузил — узкие щёлки.

— Вроде всё?.. — сам себе скомандовал наконец Камытин, губы надул и воздух выпустил с шумом, отдуваясь, будто от чашки горячего чая, повернулся к начальнику. — Ничего не забыл?

Не услышав от Турина ни звука, принялся оглядывать всех придирчиво, задерживая взгляд на каждом, вспоминая недосказанные огрехи.

— Маврик! — окликнул он вскочившего с места самого молодого и нетерпеливого. — Сколько у тебя домашних врачевателей осталось, не охваченных опросами? С больницами закончил?

— Закончил. А докторов на дому, если так и мытариться одному, ещё на два-три дня хватит.

— Общественных активистов привлекаешь?

— Толку от них, как от козла молока.

— Слышали, Василий Евлампиевич? Как вот их учить?

Турин спрыгнул с подоконника, похлопотал по плечу зама — то ли ободрял, то ли пыль выколачивал:

— Как нас учили, Пётр Петрович. Спрашивать строже. — И подымавшимся сотрудникам напомнил: — Сунцов, Ширинкин, задержитесь! Понадобитесь мне.

— Покурим пока в коридорчике, Василий Евлампиевич? — подскочил тут же шустрый Ширинкин.

— Курите. Я скоро. А где твой кореш, Потеев Матвей?

— Не видел ещё, — пожал тот плечами, стараясь прошмыгнуть в коридор первым. — С особым заданием, может?

— Василий Евлампиевич, — не отпускал тем временем от себя Маврика Камытин, — полюбуйтесь на него, а ведь начинал сам с активиста!

— Да привлекал я их, Пётр Петрович, — морщился агент. — И потом, служебные корочки когда им Нетребко выдаст? Обещал два месяца назад, а всё тянет. Один у него брёх: раздадите кому попало, а те разбегутся. Это разве подход? Степану Тарасовичу, видать, специальный указ нужен.

— Сдались тебе эти корочки! Ты активистов к делу приучай.

— А без корочек свидетели с ними разговаривать не станут. Не те времена. Дверь в дом не откроют.

— Замечания верные, — вмешался в перебранку Турин. — Нетребко я тряхну. Начальством себя быстро возомнил. Переброшу на оперативную работу, тогда умнее станет. А ты, Павел Семёнович, ответь-ка мне вот на какой вопрос…

Младший агент Маврик вытянулся, заметно побледнев, напрягся.

— Слышал я, ты докладывал о жалобе доктора, которого убийцы к покойнику приволокли?..

— Доктор Амаров, — кивнул агент и на зама виновато покосился, — специализируется на кожных, венерических заболеваниях и…

— Погоди! Всех заслуг не перечисляй, — перебил Турин и перевёл взгляд на Камытина. — Этот вызов с убийством профессора Брауха совпадает. В четыре часа ночи его разбулгачили?

— Так точно. Возмущался, что не вызов то был, а сплошное безобразие, морду ему начистили.

— Ну-ну. Ты подбирай выражения-то… У доктора, хоть и по сифилису, лицо. Морда у лошади да у тех, кто с ним так обошёлся, — Турин не сводил глаз с агента. — Выходит, упирался доктор?

— А как же не упираться? — вскинулся Маврик, сверкнул глазам. — Подняли доктора с постели, поволокли. А пациент ещё до их прихода дух испустил. В больницу надо было везти.

— А в больницу не повезли… Не заподозрил ничего?

— Ну как же! Я бросился проверять квартиру, а там ни мертвяка, ни жильца. У соседей допытывался, но без толку. Старуха полоумная твердит, мол, жилец выехал в деревню, эта деревня аж под Никольском. Я с ней и так и сяк, но она всё своё — уехал жилец, никого не видела.

— Про деревню ей специально подпустили, чтоб нас на ложный след навести, а вот пошукать тех, кто врача тащил, надо.

— Их было двое — жилец да верзила, который доктора по лицу смазал.

— Опознает доктор ночных гостей?

— На всю жизнь запомнил, у него таких пациентов не бывало.

— Значит, словесными портретами обеспечит?

— В полном разе.

— Пётр Петрович? — вскинул брови Турин на зама за объяснениями.

— А что Пётр Петрович! — вспылил тот. — Что у меня десять рук? Что я мог сделать, Василий Евлампиевич? Связи с этой деревней, да и с Никольском, никакой! Люди раз в месяц приезжают. А этого туда гнать, — он ткнул пальцем в младшего агента, — себе дороже. Кто здесь работать будет? Раздал я задания всем нашим, только пустое это занятие, рванули те людишки сломя голову вместе с мертвяком, труп уже где-нибудь прикопали.

— Халатный, прямо скажу, подход! Это самая реальная зацепка была, — повысил голос Турин. — Умерший, возможно, из тех, кто отравился ядом подле сейфа профессора Брауха. Тот, кто за врачом бегал, очевидно, последний из уцелевших…

— А разве я не понял, Василий Евлампиевич?! — вскочил на ноги Камытин. — Но меня то в губисполком, то в губком с этим чёртовым наводнением! А на шее два убийства, словно камни!.. Вы вот возвратились, свет увидел…

— Ради того стоило всех на уши поднять, — свёл брови Турин, вбил один кулак в другой с треском. — Ладно! Разбирайтесь тут без меня. Розыск организовать немедленно! Задействовать всех до единого. Маврик отправляется в деревню, жильца и бандита, доктора колотившего, отлавливать. Местные власти помогут, если что… — он уже готов был развернуться, но задержался, Камытина за пуговицу мундира прихватил, да не рассчитал, пуговица так в пальцах его и осталась, вырванная с мясом.

— А-а, чёрт! — выругался Турин. — Где Потеев? Никто сказать толком не может. Участковый надзиратель по вокзалу, он сейчас мне пуще всех понадобится. И штабных на розыск подымай. Всех! Нетребко, Губина, Геллера — всю их команду, нечего им прохлаждаться!

И сунул оторванную пуговицу заму под нос.

— Потеев слёг… заболел, — смутился зам, давно не наблюдавший начальника в таком гневе. — Звонил мне. Температура… А этих… Губина, Нетребко и остальных подыму… Куда они денутся.