Тамара взмахнула руками, дёргано поправила волосы.

– Вы считаете, я убила их? Они все были виноваты! Все! Откуда у вас эти записи? Почему вы пришли ко мне без полиции? Вдруг я вас тоже убью? Четыре трупа, что мне терять?

Инга молчала. Ждала. Тамара села. Движение было лёгким, будто под платьем у неё вообще нет тела, ворох лёгкой одежды упал на плетёное кресло.

– Вы… когда-нибудь были в аду? В аду были, я спрашиваю? Ад – это пустая комната, в которую вас заперли друзья. Ад – вежливая улыбка врача, вкалывающего тебе очередную дурь, от которой ты будешь вялой и беззащитной. Ты не сможешь сопротивляться, ты позволишь… сделать с собой всё, что он захочет. Но он всё равно будет бить. Жестоко. Ему… нравится так. И это невозможно прекратить. Ничем! Вы… ты думаешь, Марат тебя трахнул и пропал – и это вот тяжело, да? Что вот это вот – душевная боль?! – Тамара рассмеялась.

Инга ждала. Тамара продолжала смеяться. Смех закручивался в глубокую воронку, каркал отдельно от Костецкой. Инга поняла, что собеседница не может остановиться. Тогда она вскочила, схватила Тамару за плечи.

– Успокойтесь! Успокойтесь, прошу вас!

Инга кинулась к небольшой раковине в углу, набрала в ладони воды, плеснула Тамаре на лицо. Та задыхалась. Улыбка безумия раздирала лицо пополам. Размахнувшись, Инга влепила Костецкой пощёчину. Голова отлетела вбок, взметнулись чёрные кудри, прилипли к лицу. Тамара затихла. Прошептала:

– После всего, что… случилось… мне было не с кем даже поговорить. Она была единственной, кто, кто… кому я могла это рассказать. Я надеялась, мне станет легче, когда я выговорюсь. И эта тяжесть, с которой невозможно жить, – будет хотя бы переносимой. Терпимой. Что я не буду чувствовать себя такой… грязной и поломанной. Эти взгляды, которыми они смотрят на меня… перестанут казаться мне мерзкими и липкими. Запах роз. Я задыхаюсь от запаха роз. Но Лидка… она просто мне не поверила. Сказала: «Галка не могла тебя специально запереть там…» Тихонова со своей наивной верой в людей обесценила всё, что я пережила. Она меня добила.

Инга отошла от неё, снова села перед ноутбуком.

– То, что Петряев сделал с тобой… ты права, я не была в аду. Я не могу себе этого представить.

– Это сделал не только Петряев. Это сделал Агаджанян. Это сделала Белобородько. – Тамара помолчала. – Сейчас ты выложишь это в сеть, отнесёшь в полицию, Петряев выкрутится, он всегда выкручивается. Миллионы просмотров наберёшь. А я сяду на всю жизнь.

– В чём вина Туми?

– Я не знаю. – Тамара спокойно смотрела ей в глаза. – Зачем ты пришла?

– Задать тебе вопрос. – Инга не отводила взгляда. – Ты убила их всех?

– Нет. – Костецкая мотнула головой. – Я никого не убивала.

– Но пыталась. – Инга кликнула на последнее видео и быстро перемотала его к концу.

Тамара смотрела на тёмное лицо Петряева и на саму себя, стягивающую плётку у него на шее. Лицо её подурнело от смеси отвращения и удовольствия, которое она не могла скрыть. Рывком распахивается дверь, Мангуст кидает Костецкую на кровать, вытаскивает отключившегося Петрушку в коридор. Конец. Инга нажала на крестик.

– Это охранник тебя спас? – спросила тихо.

Тамара кивнула.

– Вывел. Куртку дал и денег на такси.

– Ты хотела убить Петряева.

– Хотела. И убила бы. Телохранитель помешал.

Тамара повернулась к зеркалу, стала приводить себя в порядок.

– Мне ещё смену работать на площадке. – Она кинула жадный взгляд на воткнутую в ноутбук флешку. – Отдай. Миллионы извращенцев, которые посмотрят это home video, страшнее смерти. – Тамара снова говорила спокойно. – Сама понимаешь – я их не убивала. А если материалы попадут ментам или в Интернет, мне конец.

– Если это не ты, значит, Петряев убирает свидетелей, – сказала Инга. – Тогда ты можешь быть следующей.

– Или ты. – Тамара пристально на неё посмотрела, помолчала. – Знаешь такую Джекки Голдстоун?

– Журналистку? Которая недавно в Сирии погибла? – удивилась Инга. – При чём здесь она?

– Она была у нас консультантом на «Перебежчике». Петряев выкупал её из плена. Она рассказала мне кое-что. И про него, и про этого самого телохранителя, и про его брата, который воевал на другой стороне. Кажется, я знаю, как это использовать…

Телефон опять вибрировал и извивался.

– Женя! – Инга раздражённо крикнула в трубку. – Я сейчас не могу!

– Нет, можешь, чёрт тебя дери, – рявкнула Холодивкер. – Можешь!!! Слушай меня сюда: где ты взяла таблетку, которую дала мне на экспертизу?

– Я же говорила тебе, мы с Маратом…

– Не эту! – перебила её Холодивкер. – Без маркировки. У кого?

Инга молча смотрела в глаза Тамаре.

– Белова, – наступала Холодивкер, – это крайне важно, послушай меня. Эти таблетки – одной природы с Витазидоном, могу поклясться, сделаны на одном станке. Но. Как же тебе объяснить-то? – Она, злясь от беспомощности, заговорила медленнее: – В основе – одна субстанция, действующее вещество, но с другими вспомогательными элементами. Их добавляют, чтобы это вещество попадало в нужной концентрации в определенный отдел желудка, например. Понятно? Абсолютно одинаковых вспомогательных веществ не существует, от них иногда меняется терапевтическая эквивалентность, а тут намешали настолько безграмотно и грязно, что эффект изменился полярно! Действующее вещество впитывается не там и не так, в этих допах чудовищные ошибки. Сердечная недостаточность и пиелонефрит – лучшее, что может случиться, если сидеть на этих колёсах! При длительном приёме последствия могут быть необратимы. Та, у кого ты стырила эти таблетки, – Женя сделала выразительную паузу, – в большой опасности.

– Мариам, – выдохнула Инга, – я взяла их у Мариам.

– Так и знала! – Холодивкер бросила трубку.

Инга отсоединила флешку и протянула её Тамаре:

– Ты же понимаешь, что я сделала копии?

Костецкая молча сжала её в кулаке.

– Я не выложу это в свой блог, – продолжала Инга. – Но я хотела бы использовать эти видео против Петряева. С твоего разрешения. Ты говорила про Джекки…

На экране ноутбука всплыло сообщение.

– Только этого мне не хватало, – прошептала Инга.

– Что случилось? – Тамара стояла у неё за спиной и смотрела в экран ноутбука.

– Кто-то вломился ко мне домой. – Инга уже набирала Кирилла. – Архаров! Срочно мчись ко мне, меня походу грабят!

– Не лезь к Петряеву, – тихо сказала Костецкая, – слышишь? Ты его этими видосами всё равно не посадишь. Только себя угробишь. Я о нём сама позабочусь.