Я вспоминаю, как огорчилась мама из-за того падения. Она боялась, что сходит с ума.

— Я долго ждала удачного момента, не знала, как к вам подступиться. И тут ты пошла работать — очень кстати, потому что в офисе Грегори я нашла Джоанну Дикон. Настоящий подарок судьбы. Она была на краю банкротства, срочно нуждалась в деньгах и клюнула на мое предложение. Скоро я уже знала твой распорядок дня лучше, чем ты сама. Оставалось только обезвредить твою мамашу — и путь свободен. Правда, мы не ожидали, что маленькая домашняя катастрофа приведет нас к Эви, но все сложилось настолько удачно, что оставалось только протянуть руку и взять девочку.

— Я думала, Джо — моя подруга. — Мне нужно сказать это вслух.

— Значит, ты совершенно не разбираешься в людях, — фыркает Тара. — Джо, правда, струсила, когда девочка уже была у нее. Думаю, она действительно поверила, когда я сказала, что только проучу тебя, а потом верну Эви. Нам пришлось сразу забрать у нее ребенка, потому что Джо решила, что это она — настоящая мать.

— Эви, — прошептала я. — Я хочу ее увидеть.

— С ней всё в порядке. Считай, что это мой прощальный подарок. Но ты ее не увидишь; ни сейчас, ни потом. Как и я никогда не увижу моей доченьки.

— Тара, но почему? За что?

— Потому что это — идеальный конец. У них теперь есть Эви, мы им по барабану, зато я получила тебя, и вы с ней больше никогда не увидите друг друга. Две жизни разрушены по цене одной.

— Это тебе с рук не сойдет.

— Посмотрим. Нас ведь так и не нашли, помнишь? Полиция до того некомпетентна, что пришлось буквально сунуть Эви им в руки.

— Тогда зачем вы ее вернули?

— Жареным запахло. Разве ты не видела утренние газеты? Эта глупая сучка Джо Дикон, которая заработала себе синдром изоляции вместо того, чтобы сдохнуть, моргнула. — Лицо Тары перекашивается. — Полиция снова заинтересовалась этим делом и взяла старый след. Но я уже отомстила и могу спокойно начинать новую жизнь, и есть только одна последняя вещь, которую нужно сделать.

Фил шагает ко мне.

— Джоанна Дикон не выздоровеет полностью, моргни она хоть тысячу раз. Я была в больнице, говорила с доктором, он все объяснил. Эви не знает наших настоящих имен, только придуманные. Мы для нее тетя и дядя. Она любит нас и никогда не предаст, потому что ничего не знает. А полицейские никогда не станут объявлять в розыск похитителей, вернувших ребенка живым и невредимым, — на такое у них не хватит ни людей, не денег.

Тара подает Филу какую-то бутылку.

— Сделай ей чашку хорошего чая, Фил, и подлей отсюда побольше. — Она улыбается мне. — Пришло время покончить с этим.

— Я не понимаю, почему ты…

— Вот именно. Ты никогда не думала о моей боли, тебя всегда интересовали только твои страдания.

— Тара, умоляю тебя, я была сама не своя! Давай поговорим лучше о том, что произошло, об Эви…

— Хватит мне зубы заговаривать, — отрезает она, когда Фил возвращается в комнату. — Мы здесь не для этого. Ты можешь либо выпить это сама, либо я заставлю тебя. Всего несколько глотков.

Тара берет кружку, а сослуживец Эндрю хватает мои руки и заламывает их за спину. Моя спина выгибается, лицо откидывается назад. Тара пытается напоить меня чаем, а я сжимаю зубы и стараюсь не открыть рот даже на миллиметр, чтобы ни капли обжигающе-горячей жидкости не попало в организм.

Ногти Тары впиваются в мои губы, пытаясь разжать их. Я мотаю головой, не давая ей возможности напоить меня. У нее за спиной мелькает тень, и Тара вдруг валится на пол. Из ее головы вытекает кровь.

Мои руки отпускают так резко, что я валюсь вперед и падаю прямо на ее тело. Поднимаю глаза и вижу, как Харриет Уотсон бьет молотком по искалеченной руке Фила.

Он запрокидывает голову и кричит, а Харриет ударяет его в лицо. Фил тоже падает. Она наносит последний удар ему по черепу, а затем поворачивается ко мне, подняв молоток.

Я съеживаюсь и вскидываю руку, закрывая голову от удара.

— Пойдем на кухню, Тони, выпьем по чашечке чаю, — совершенно спокойно говорит Харриет. — А потом я покажу тебе, чем здесь пахнет.

Наши дни

Тони

Я сижу на диване, ошеломленно уставившись на тела Тары и Фила.

В фильмах люди, которые выглядят мертвыми, внезапно вскакивают и снова начинают устраивать побоище. Но эти двое, похоже, не собираются вставать в ближайшее время.

Говорила ли Тара правду?

Я делаю вдох и выдох. Харриет права, к запаху привыкаешь.

Я слышу, как она возится на кухне — действительно заваривает чай. Все кажется таким обычным, но я не могу пошевелиться..

Слышу, как распахивается задняя кухонная дверь, слышу крики, вопли. Внезапно комната наполняется людьми в полицейской форме, которые подхватывают меня под руки и ведут на улицу, на свежий воздух.

Там я вижу инспектора Мэнверса.

— Тони, вы в порядке? Она вас ранила?

— Вы были правы. Она безобидная. Но при этом сумасшедшая.

— Нет, я недооценил ее. Она убила Джоанну Дикон. Задушила прямо на больничной койке.

Я слышу его слова, понимаю их. Но мне все равно.

— Тони, посмотрите на меня. Она у нас. Эви у нас.

Я перестаю дышать.

— Она жива. Жива, здорова и знает, что вернется домой.

И тут я начинаю потихоньку всхлипывать.

— Они ничего с ней не сделали, она цела?

— Нет, о ней хорошо заботились.

— Значит, это правда, — тихо говорю я и чувствую, как все плывет перед моими глазами.

— Сейчас мы отвезем вас домой, вы возьмете все, что вам понадобится для ночевки в другом месте, и мы повезем вас к дочери.

— Спасибо. — Мой голос слаб как никогда прежде. — Со мной все хорошо.

— Подождите, пожалуйста! — Это кричит Харриет Уотсон. Она вырывается из рук двоих полицейских и опрометью кидается в комнату. — Я же хотела показать Тони источник запаха. Я хочу, чтобы она увидела — это не Эви. Я никогда не причиняла ей вреда.

Инспектор Мэнверс неохотно отдает ей распоряжение проводить нас наверх. Чем выше мы поднимаемся, тем сильнее воняет.

— Господи, меня сейчас вырвет, — говорит кто-то из офицеров. — Я узнаю этот запах. Ничего хорошего мы не увидим.

У лестницы на третий этаж все останавливаются. Наверх поднимаются только Харриет и Мэнверс.

— Пусть она посмотрит, — говорит Харриет.

Инспектор кивает, и я подхожу к ним.

Мисс Уотсон вынимает из кармана ключ и вставляет его в замок. Когда дверь открывается, мы отшатываемся.