– Молодец, тезка! Так держать! Если и погибнем с тобой, то как мужчины. Люда останется живой и отомстит за нас. Но давай лучше тоже в живых останемся!

Поначалу вроде бы обман удался: вертолет пошел следом за снегоходом. Снова зловещий рокот мотора над головами, свист пуль… Зарнов обходил скалы, где сейчас скрывалась Людмила, по дуге окружности большого радиуса. Он вовсе не собирался долго изображать из себя мишень: лишь бы увести преследователей подальше от грота, затем можно снова скрыться в скалах, но с другой стороны.

Увы! Слишком быстро сказалось то, что Зарнов проявил себя худшим «каскадером на снегоходе», нежели Белосельцева! Его манера уворачиваться была более прямолинейной, более предсказуемой. А может, дело было в том, что Кай Чун Бань все лучше осваивался с управлением «москитом». Или стрелки стали лучше целиться? Или все эти неблагоприятные факторы сцепились воедино? Наконец, не может везение длиться постоянно…

…Полундра не увидел, а скорее почувствовал, что в Зарнова попали-таки, что тот серьезно ранен или даже убит. И точно! Тело Зарнова обмякло, руль вырвался из его рук, и шкотовый матрос яхты «Кассиопея» завалился набок, увлекая за собой снегоход. Мотор заглох.

Полундра откатился на метр от перевернувшегося снегохода. Он не торопился вставать: пусть думают, что убили обоих! Сверху на Сергея наваливался грозный рев снижающегося вертолета. Алая кровь Зарнова тонкой струйкой вытекала на белый снег.

«Что ж, – подумал Павлов, – похоже, пришла пора принимать последний бой. Лишь бы вышли из вертолета и поближе подошли, чтобы проверить и добить. Тогда еще парочку я утащу на тот свет вместе с собой. В качестве провожатых».

Так ведь нет! Увидев лежащий на боку снегоход и две – две, а не три! – неподвижные фигуры рядом, Кай Чун Бань понял, что его обманули. Пытались обмануть! Вертолет тут же заложил глубокий вираж и полетел к тому самому месту, от которого уводили врагов Зарнов с Полундрой.

«Теперь Людмила не успеет скрыться, – понял Полундра. – Прошло слишком мало времени! Неужели все напрасно?»

А «москит» уже изготовился к посадке.

Сергей вскочил на ноги, поставил снегоход на лыжи. Теперь лишь бы завелся мотор!

Он завелся, и Полундра, вздымая снежную пыль, помчался прямо к месту посадки «москита». Сергею оставалось только одно: еще раз попытаться вызвать огонь на себя. Да, он безоружен, но враги-то этого не знают. А после того, что он уже успел натворить, после того урона, что североморец нанес корейцам, командир этих бандитов не может не отнестись к нему со всей серьезностью.

По нему начнут стрелять, Белосельцева услышит это. Людмила умная, она догадается, что к чему, она сумеет отыскать спасительное решение, найти правильный ход. А какое-то, пусть небольшое, время на это Полундра ей даст!

И снова Полундра оказался прав! Внимание корейцев, которые стали уже выпрыгивать из приземлившегося «москита», было отвлечено. Пойди не отвлекись, когда на тебя мчится сумасшедший русский! Из мертвых он восстал, что ли?!

По стремительно приближающемуся снегоходу открыли шквальный огонь.

В грудь Полундры вдруг словно железным ломом со всего маху ударили. Сергей, как и Зарнов тремя минутами ранее, завалился на бок и упал на снег. Мир вокруг потемнел, завращался черной воронкой и начал стремительно распадаться. «Морской дьявол» Сергей Павлов по прозвищу Полундра потерял сознание.

«Где я? Что со мной?»

Сергей открыл глаза. Это далось ему с трудом: на каждое веко словно по чугунной гире повесили. Он попытался пошевелить руками, ногами… Не смог. Даже глазные яблоки ворочались еле-еле.

Грудь разрывала острая боль, хотелось вдохнуть поглубже и откашляться, но не получалось у него вдоха. Полундра чувствовал, что все его тело покрыто липким потом и что у него жар.

Последнее, что он помнил, – это стремительно надвигающиеся темные фигуры корейцев, вспышки выстрелов, летящие прямо в лицо, треск мотора снегохода, сливающийся с треском автоматных очередей. Да еще чувство отчаянной и торжествующей ярости: он, Сергей Павлов, снова заставил врага сыграть по своим правилам.

«Во всяком случае, я на этом свете, – несмотря на жестокую боль в груди, уголки губ Полундры чуть дрогнули в подобии улыбки. – Ад должен выглядеть как-то по-другому. А в рай меня не пустят, да и нечего мне делать в таком скучном месте. Значит, ранили…»

Конечно, Сергею Павлову не впервой было получать ранения, но так паршиво, как сейчас, ему еще не было ни разу. Он снова попытался пошевелиться, и снова безуспешно. Зато способность воспринимать краски, запахи и звуки окружающего мира постепенно возвращалась к Сергею.

Полундра ощутил что-то очень знакомое: слабую вибрацию, легкое покачивание. Его жизнь и работа были связаны с морем, и Сергей тут же ясно осознал: он на корабле.

Слегка скосив глаза, он увидел стоящую рядом медицинскую капельницу с укрепленным наверху пузырьком с прозрачной жидкостью, идущие вниз, к его руке, виниловые трубки.

«Да, я ранен. Но самое главное: в чьих я руках? Кто вокруг, друзья или враги? Если друзья, то откуда бы им взяться? Если враги, то зачем меня лечат? Что с Людмилой, выжил ли тезка?»

Вопросы множились, и невозможность немедленно получить на них ответы была чуть ли не мучительнее боли в простреленной груди.

Но тут над ним склонилось знакомое лицо.

«Надо же, – удивился Полундра, – доктор Успенский. Нет, это наяву, это мне явно не мерещится. Откуда вы тут, Станислав Васильевич? И где это „тут“, хотел бы я знать!»

– О! Ты очнулся, Сережа! – радостно сказал Успенский. – Лежи спокойно, не пытайся говорить, тебе пока нельзя. Я сам все расскажу. Для начала: твои друзья живы, только вот Андрюша Муличенко… – лицо врача помрачнело. – Ну, да ты лучше меня про Андрея все знаешь. Погиб как герой. У Людочки вообще ни единой царапины, тезке твоему основательно досталось, но все же не так сильно, как тебе. У Зарнова сквозное ранение в грудь, пуля прошла навылет, зацепила верхушку правого легкого. Крови он много потерял и переохладился, но сейчас все в порядке, через неделю он танцевать сможет. С тобой все было куда сложнее: ты тоже получил два проникающих в грудь, пришлось тебя оперировать, чтобы пули удалить. Полтора суток ты между жизнью и смертью был, но теперь… Теперь, можешь быть уверен, выкарабкаешься! Здесь тебя и оперировали, прямо на корабле, я за ассистента был.

Брови Полундры чуть пошли вверх. На каком корабле? Успенский понял, о чем хотел бы спросить его североморец.

– Мы на «Эсперансе», авианесущем крейсере ВМФ Республики Аргентина. При чем тут Аргентина? О, это особая история!..

История оказалась весьма занятной.

Фридрих Роттенберг, почуяв неладное в поведении Эдуарда Лайонса, не стал ставить того в известность, когда связался с аргентинскими военными. Это случилось почти сразу после скандальной пресс-конференции. Высшие чины Минобороны Республики Аргентина и аргентинского ВМФ подключили к поискам военных моряков.