Его улыбка полна лукавства.

– Что? – смеюсь я.

Александр подходит к граммофону и вручает мне серебряную бальную книжку с кружевным узором и изображением корабля на обложке. Мы говорили о бальной книжке, да? Я перевожу взгляд с граммофона на бальную книжку. Все кажется таким знакомым. Неприятно знакомым. Александр хмурится.

– Вам не нравится? Прошу прощения. Я просто подумал, что это будет романтично. Какая глупость. – Он пытается забрать бальную книжку.

– Постойте, – останавливаю его руку. – Это действительно романтично, – улыбаюсь в ответ на его неуверенный взгляд. – Я хочу взять эту бальную книжку и не верну ее вам ни при каких условиях. – Я делаю паузу. – Даже наоборот, если вы не впишите в нее свое имя, я ужасно расстроюсь.

Сияя улыбкой, Александр берет серебряную перьевую ручку. Я открываю бальную книжку на первой, чистой странице. Он хватает со стола маленький карманный ножик, раскрывает его и прокалывает подушечку пальца. На коже выступает алая капля. Он обмакивает в нее ручку и размашисто вписывает свое имя в графе «Встречи».

– Александр! Кровью? Вы серьезно?

Я во все глаза смотрю на него. Кровь? Нож, бальная книжка, граммофон, ручка.

– Я хочу быть с вами вечно, – хмурится он. – Разве вы не желаете того же?

Прижимаю ладонь ко лбу.

– Просто… что-то крутится на самом краю сознания, но я не могу вспомнить. С вами бывало такое?

Александр делает шаг ближе и проводит ладонью по моей шее, а после целует кожу там, где только что были его пальцы, и спрашивает взволнованным шепотом:

– Ты хочешь быть со мной?

– Да.

Он спускает рукав с моего плеча и целует обнаженную кожу.

– Ты любишь меня?

– Да.

Следующий поцелуй касается открытой шеи под самым подбородком.

– Тогда впиши свое имя, – шепчет он мне на ухо.

Ключицы что-то щекочет, и я автоматически тру кожу рукой. Пальцы нащупывают нечто маленькое и металлическое. Я опускаю взгляд. Кулон в форме метлы? Александр крепко удерживает мою ладонь и прокалывает ножом подушечку пальца.

– Может, я просто запишу имя чернилами? – спрашиваю я.

– Кровь значит гораздо больше. – Он кладет нож на стол. – То, что скреплено кровью, никому не разрушить.

Я опускаю взгляд к выступившей на пальце капельке крови, Александр протягивает ручку. Воспоминание моих запятнанных кровью рук вспыхивает перед глазами. Музыка. Граммофон. Танцевальная книжка. Кулон-метла. Ручка. Кровь. Нож. Вред. Бред…

– Редд, – восклицаю я.

Стоит имени сорваться с губ, и я чувствую себя иначе. Ощущение, словно сознание мое – затянутое тучами небо, которое начинает проясняться. Непонятная эмоция мелькает на лице Александра, он упорно предлагает мне ручку.

– Имя, Саманта.

Очередная туча исчезает с небосклона.

– Элис, – бормочу я.

– Кто?

– Элис. Она подарила мне этот кулон.

Я смотрю на него, на идеально уложенные волосы и гипнотически сияющие глаза. Надеюсь, Александр сможет объяснить, о чем я говорю. Потому что я в данный момент сама себя не понимаю. На долю секунды он выглядит взволнованным:

– Боюсь, мы с ней не знакомы.

Опускаю взгляд на кулон.

– Элис – близкий для меня человек. Подруга из Нью-Йорка? – Я кручу кулон в пальцах. – Нет, не из Нью-Йорка. Не так. Мы познакомились в другом месте.

– Саманта, прошу, эта ночь – только наша, зачем вспоминать прошлое и старых друзей? – настаивает Александр.

В его голосе я слышу тревогу и уже почти готова согласиться, но не могу выкинуть из головы мысли о кулоне. Что-то в нем будоражит меня.

– Салем?

В мгновение, когда это слово срывается с моих губ, затянутое тучами сознание разрезает молния.

– Салем, – уверенней повторяю я. – Я живу в Салеме.

– Ваша семья из Нью-Йорка, – говорит Александр, подступая ко мне еще на шаг. Взгляд его серьезен и настойчив.

Я порчу восхитительный, романтичный момент, да?

– Да, – соглашаюсь я. – Конечно. – Делаю паузу и спрашиваю: – Что со мной не так, Александр? Мое сознание словно разломано на две половины. Одна часть здесь, с тобой, а другая – где-то далеко.

Он берет меня за руку.

– Разница между волнением и страхом чрезвычайно мала. Просто сосредоточься на счастливых моментах. Здесь, со мной, ты ведь счастлива?

– Счастлива. Очень счастлива.

Он нежно берет мою ладонь и обмакивает перо ручки в выступившую на пальце кровь. Кладу бальную книжку на край граммофона. Александр нависает надо мной. Песня затихает, и пластинка медленно перестает кружиться. Мгновение я смотрю на нее.

– Ближе к Тебе, Господь, – читаю вслух.

Александр подносит мою руку к бумаге.

– Песня, которая играла, когда «Титаник» затонул? – удивляюсь я.

Внезапно перед глазами вспыхивает картина: бальный зал и стоящий на комоде граммофон. Танцующая пара. Записка.

– Что ты выдумываешь, Саманта? – во взгляде Александра читается недоумение. – Мы сейчас на «Титанике». Не говори такого.

Отдельные куски воспоминаний, словно кадры, проносятся в памяти: стопка карточек со словами «Тело не найдено», милая девочка с косичками, тетин портрет, бархатная коробочка с кулоном. Объятия папы. Папа! Я пячусь от Александра.

– Мое имя Саманта Мэзер, – выдыхаю я. – И я живу в Салеме.

В голове проясняется, и я вижу перед собой сцену, как мы с девочками кругом расположились на полу гостевой комнаты и читали заклинание памяти. «В наших глазах, на наших устах – памяти семя не рассыплется в прах». И стоит только вспомнить эти строки, как на меня волной обрушивается остаток воспоминаний.

– Да, Элис – моя подруга. И «Титаник» действительно затонул.

Александр скрипит зубами.

– Я же просил, прекрати так говорить.

Я смотрю на Александра. Его некогда сияющие глаза теперь кажутся просто голубыми. Он смотрит в упор, между нами словно летают молнии.

Моргаю. Меня точно не подводит зрение? Как такое может быть?

– Мэтт?

Он еле заметно морщится.

– Александр. Здесь я Александр.

– Твой акцент… его нет, ты… не англичанин?

Он ухмыляется.

– Ты не представляешь, как тяжело постоянно помнить об этом и говорить «по-британски». Прими это за комплимент, Сэм, ради тебя я разыгрывал свое лучшее шоу.

В замешательстве открываю рот.

– Но… я тебя не узнала. Мы так часто виделись и…