Казаки, которые не были представителями «земли», но участвовали в Соборе де-факто, предлагали кандидатуры знакомых им по Тушину и Первому ополчению князя Дмитрия Трубецкого, князя Дмитрия Черкасского, отсутствовавшего Филарета Романова. Дворяне из рядов земского ополчения тоже были не прочь видеть на троне кого-то из земских воевод — тех же Трубецкого или Черкасского.

Трубецкой, занимавший формально первый пост в земском триумвирате, выступал как один из фаворитов. И он в полной мере использовал свое служебное положение в борьбе за престол. Именно на Земском соборе и от его имени в январе состоялся торжественный акт передачи князю в наследственное владение Важской земли. Жалованная грамота была вручена Трубецкому в Успенском соборе, причем в ней особенно отмечалось, что прежде Вага была пожалована царем Федором Иоанновичем Борису Годунову, затем Василием Шуйским — своему брату Дмитрию Шуйскому. Подчеркивалась особая роль князя Трубецкого как главного организатора и военачальника земского движения, верховного правителя страны, помощником и продолжателем дела которого изображался Пожарский. Заметим, под грамотой была подпись Пожарского, но не Минина. Трубецкой в результате этого пожалования стал крупнейшим землевладельцем в России. И он не жалел сил и средств, чтобы обеспечить себе поддержку Собора.

Однако, полагаю, именно стяжательство, наряду с неоднозначным тушинским прошлым, похоронили шансы Трубецкого. «Оскудевшие земские дворяне и казаки не простили своему командиру ни попустительства в отношении предателей, ни страсти к обогащению, — замечал Скрынников. — Они не желали видеть его на троне». Категорически против Трубецкого, пожалованного в бояре Лжедмитрием II, были настроены и старшие бояре. С их стороны — и не только — резко звучали голоса, что Дмитрий Трубецкой попросту не способен править государством.

А как же князь Дмитрий Пожарский? Забелин писал: «Нельзя совсем отрицать, что Пожарский вовсе был чужд мысли о выборе на царство и его, наряду с другими кандидатами. В его положении, как уже избранного всеми чинами воеводы земского ополчения, это было как нельзя более естественно и даже соблазнительно. Но пред всенародным множеством, по своему характеру, он конечно относился к этому делу кротко и скромно, точно так, как относился и к совершившемуся своему избранию в воеводы».

Против Пожарского позднее выдвинут обвинения, будто он истратил двадцать тысяч рублей, «докупаясь государства». Современники и историки сходятся в том, что это было ложью. Князь Дмитрий весьма реалистично оценивал свои возможности, да и казна его была пуста (в отличие от кошельков многих аристократов, которые готовы были серьезно вложиться в избрание, уверенные в том, что победа покроет любые расходы). Некоторые претенденты, отметил летописец, подкупали делегатов, «дающе и обещающе многие дары». Володихин прав: «у Пожарского имелось меньше всего шансов на избрание среди всех кандидатов. Он им всем заметно уступал в знатности».

Как же выглядел список наиболее сильных кандидатов? Читаем в «Повести о Земском соборе»: «Князи ж и боляра московские мысляще на Россию царя из вельмож боярских и изобравше седмь вельмож боярских: первый князь Феодор Ивановичь Мстиславской, второй князь Иван Михайловичь Воротынской, третей князь Дмитрей Тимофеевичь Трубецкой, четвертой Иван Никитин Романов, пятый князь Иван Борисовичь Черкаской, шестый Федор Ивановичь Шереметев, седьмый князь Дмитрей Михайловичь Пожарской, осьмый причитается князь Петр Ивановичь Пронской, но да ис тех по Божии воли да хто будет царь и да жеребеют…» То есть рассматривался вариант избрания из списка по жребию (причем в этом списке Михаила Романова не было вовсе). Так делалось при избрании патриарха: считалось, что перст Господа должен сам указать на наиболее достойного из трех кандидатов на руководство паствой.

Другие источники называют имена князя Черкасского, князя Ивана Васильевича Голицына (брата Василия Васильевича), князя Ивана Ивановича Шуйского, томившегося в польском плену.

Ну а что же тот, кого в итоге изберут на царство? Шестнадцатилетний Михаил Федорович Романов поначалу не выглядел фаворитом Собора. Не мог он быть и первым выбором для Пожарского и его ополчения. Хотя бы потому, что Михаила Федоровича изначально выдвигала партия с весьма неоднозначной для ополченцев репутацией. Среди московского боярства его сторонниками были: открытый союзник поляков Иван Романов, Борис Салтыков (племянник предателя Михаила Салтыкова), член Семибоярщины Федор Иванович Шереметев, давний недруг Пожарского князь Борис Лыков.

По родовитости Михаил Федорович уступал многим другим кандидатам. Он был связан с царями-Рюриковичами, но не кровно. Сестра его деда Никиты Романовича, Анастасия Романовна, была первой женой Ивана IV. То есть его отец — Федор Никитич — приходился двоюродным братом царю Федору Иоанновичу. Правда, бабушкой Михаила была Евдокия Александровна Горбатова-Шуйская. Князья Горбатовы-Шуйские — высокородные Рюриковичи, потомки великих князей из нижегородско-суздальского дома. Так что по бабушке Михаил Романов имел очень серьезные и престижные нижегородские корни. Но все же к истинным царствовавшим Рюриковичам Романовы, скорее, лишь прикоснулись.

В ходе первых обсуждений кандидатура Михаила Романова была отклонена. Участник событий Федор Боборыкин писал, что земские чины и бояре не испытывали уважения к Михаилу. Вспоминали, что боярин Иван Никитич Романов действовал заодно с Мстиславским и настаивал на приглашении поляков в Кремль. Что сам Михаил Романов в течение всей осады неотлучно находился при дяде в Кремле.

Земский собор заседал уже третью неделю, не сильно приблизившись к решению главного вопроса. Круг кандидатов сузился, но ни один из них не смог получить большинства. Вариант с жеребьевкой был отвергнут. Но Собор твердо решил довести дело до конца: «да не отступят от места сего, преж даже не изберетца царь Московскому государству». И именно с этого времени стал намечаться перелом настроений в пользу Михаила.

Второго февраля романовская партия добилась первого небольшого успеха. Было решено направить в Польшу гонцов с поручением добиваться освобождения из плена Филарета Романова, Василия Голицына и их товарищей. На Михаила начал работать авторитет его отца — фигуры тоже весьма неоднозначной.

Федор Никитич (Филарет) Романов принадлежал к числу крупнейших политиков России своего времени, в котором честолюбие сочеталось с умом и характером. Он сам был уже ветераном сражений за престол. Усилия Романова по свержению Годуновых закончились его отправкой в монастырь. Чин митрополита монах Филарет получил из рук Лжедмитрия I, сан тушинского патриарха — из рук Лжедмитрия II. Возглавляя де-факто тушинское правительство, Романов активно работал на свержение Василия Шуйского руками самозванца, а затем поддержал кандидатуру царевича Владислава. Но когда поляки повели свою игру и трон опустел, Филарет стал продвигать на царство своего сына Михаила, из-за чего во многом и был подвергнут польским репрессиям. И он имел мужество выступить против решения Семибоярщины о сдаче Смоленска, чем снискал себе популярность среди патриотов. Казаки хорошо знали Филарета по тушинскому лагерю и уважали его.

Прежние избирательные кампании Романовых заканчивались неудачей, но каждая понемногу приучала Россию к их имени. Многолетние усилия отца приносили плоды сыну. Фамилия Романова звучала все чаще в стенах Успенского собора. Партия Романовых на Соборе ширилась, у нее появлялись все новые сторонники, которые проявляли все большую организованность. Огромную роль сыграла поддержка Романова таким союзником, как духовенство Троице-Сергиева монастыря.